Турбан, как и Шпенглер, приехал из Бадена, но был почти на 30 лет младше Шпенглера. Он сам был болен чахоткой и долго лечился и в южных странах, и в санатории «Фалькенштайн» у Петера Деттвайлера, у которого многому научился и позаимствовал для своего санатория веранды для лежачей терапии на воздухе. Турбан стал широко пропагандировать в Давосе воздушные ванны на открытых террасах, составлявшие основу метода Деттвайлера. У него он научился также строгой дисциплине, пунктуальному наблюдению за больными и обязательным беседам с ними. Турбан сделал из открытого Давоса «дисциплинированный» курорт[332].

Лежание, воздух и солнечный свет — вот основы его терапии. Турбан привнес в курортную культуру Давоса много нового. Его горный санаторий располагался выше других заведений, в парке, защищенном от ветра и открытом солнцу. Все комнаты пациентов и лежачие веранды, где больные проводили почти все время при любой погоде с утра до ночи, были на южной стороне. Балконы Турбан считал излишними, достаточно было и лежачих веранд, где, кстати, было намного проще контролировать пациентов. От обширных представительских помещений отказались вовсе, оставили лишь столовую, небольшую гостиную и читальную комнату. Оставаться в своих номерах разрешалось только пациентам с высокой температурой. Образ жизни чахоточных больных из вертикального превратился в горизонтальный.

Аристократы, крупные промышленники и университетская элита с готовностью подчинялись жесткому господству «просвещенного туберкулезного тирана» Турбана[333]. Санаторием управляли по принципу Деттвайлера: где не действуют наставления, там необходимо принуждение, порицание, вплоть до исключения из санатория[334]. Лежачее лечение длилось от 5 до 7 часов в день, пациенты заходили в корпус только для шестиразового питания. Турбан и сам любил полежать во время «тихого часа» на веранде среди пациентов, и в его присутствии никто не осмеливался читать газету или болтать с другими больными.

Еще молодым врачом Турбан отправился в Берлин, когда услышал об открытии бациллы туберкулеза Робертом Кохом, чтобы больше узнать о новой научной дисциплине. Грандиозные перемены, происходившие в то время медицинской науке, отразились и на подходе Турбана к санаторному лечению. Внутреннее устройство его санатория свидетельствовало о новых представлениях о гигиене и еще молодом учении об инфекциях[335]. Стены и полы были моющимися, никаких ковров, пациенты должны были пользоваться личными плевательницами или стационарными фарфоровыми мисками.

Однако самым прогрессивным в регионе стал санаторий «Шатцальп», который открыло Курортное общество в 1900 году. Это был закрытый элитарный санаторий класса люкс, которым руководил сын Шпенглера Люциус[336]: вписанный в лесной пейзаж огромный дворец в стиле модерн, нетипичный для Швейцарии. Он был распложен на 300 метров выше Давоса на искусственно созданной террасе. Здесь всё подчеркивало особенность и избранность гостей санатория, которых доставлял сюда канатный фуникулер. Одновременно санаторий был одним из первых современных строений из железобетона. Целью архитекторов была простота и элегантность. Прогрессивна была не только плоская крыша, препятствующая снежным обвалам, но и отказ от исторической стилизации внутреннего декора, чтобы сократить до минимума количество пыли в здании. «Шатцальп» стал провозвестником новой курортной архитектуры и изменений в медицинской науке, которые здесь в Давосе начались с Турбана. Это был новый архитектурный стиль между классицизмом XIX века и новой архитектурой века XX, между традицией и модерном.

Санатории Турбана и «Шатцальп» изменили не только Давос, они стали образцами для многочисленных частных санаториев в других альпийских высокогорных селениях, прежде всего — в Арозе и Лезене[337]. Растущее признание новых методов терапии спровоцировало второй строительный бум, настолько масштабный, что казалось, что курорт основали заново. Открывались роскошные частные санатории закрытого типа для высшего общества, финансировавшиеся общественно лечебницы, а также множество частных пансионов и отелей санаторного типа, среди которых некоторые находились под руководством врачей. В 1905 году в Швейцарии насчитывалось уже 36 санаториев, из них половина — частные. 18 из 36 располагались в Давосе и его окрестностях[338].

Здания большинства новых санаториев были сориентированы на юг или юго-восток, чтобы пациенты не только дышали целебным воздухом, но и получали доступ к солнечному теплу. Количество балконов и лежачих веранд всё увеличивалось. Если Турбан из воспитательных соображений настаивал на общих лежачих верандах, то теперь по желанию отдельных пациентов стали строить номера с частными балконами и лоджиями, что создавало характерную ячеистую структуру санаторных фасадов.

Теперь новый санаторий имел центральное отопление, моющиеся полы из мрамора или линолеума и стены, облицованные плиткой или выкрашенные масляной краской[339]. Мебель в новых санаториях была проста, без изысков, лаконична, на высоких ножках, часто из металла или стекла. Поверхности были гладкие, чтобы их было легко мыть, углы закругленные, чтобы нигде не собиралась пыль. Ковры, занавески, подушки и мягкую мебель считали теперь негигиеничными.

Белье держали белое и приспособленное для кипячения. В воздухе витал запах дезинфицирующих средств. Меблировка, несмотря на простоту, была самая удобная и качественная. Библиотека, столовая, курительная комната, гостиная были обставлены с учетом привычки гостей к роскоши[340]. «Лесной санаторий», «лечебница для всех форм туберкулеза», в котором лечилась жена Томаса Манна Катя, гордился следующими превосходствами: «высочайший комфорт, высочайшая гигиена, максимальная инсоляция, световые сигналы вместо гонга, рентгеновский кабинет, кварцевые лампы, солнечные ванны»[341].