нет. Без двух минут. Вздохнув, она быстро разделась, бросив плащ прямо на тумбу перед зеркалом, и прошла на кухню. Ее тарелка с нетронутым ужином так и осталась стоять на столе. Рядом возвышалась откупоренная бутылка, из-под которой торчал небольшой обрывок бумаги.

Сделав еще шаг, Вика взяла бутылку в руки. Пустая. Чего и следовало ожидать. На клочке бумаги привычно корявым почерком Мясоедова было написано всего несколько слов.

«Хороший вечер. Мог быть. Спасибо».

Скомкав листок, Крылова, не глядя, отшвырнула его в сторону, схватила со стола бутылку и, опрокинув, прижала горлышко к губам, надеясь, что ей достанется хотя бы капля пьянящей влаги, которая, возможно, окажется в силах уменьшить жуткую боль, охватившую вдруг все тело, начиная от кончиков пальцев и заканчивая неровно бьющимся перепуганным сердцем.

Одинокий, почти безвкусный комочек влаги соскользнул ей на губы и тут же исчез, испарился, не успев достигнуть языка. Боль стала совершенно невыносима, а пустая бутылка вдруг превратилась в раскалённый добела сосуд, заполненный огненной лавой, которая уже готова была вырваться из горлышка, чтобы тут же попасть в горло своей жертве, сжечь его и двинуться дальше, вниз по организму, уничтожая его до тех пор, пока уничтожать окажется нечего.

Коротко вскрикнув, Вика отшвырнула бутылку в сторону. Кувыркнувшись в воздухе, она ударилась о стену и с грохотом разлетелась на десятки осколков, некоторые из которых, преисполненные злобной ярости, вернулись к Крыловой. Почувствовав, как кусочек стекла впился ей в щеку, Вика вновь вскрикнула. Выдернув осколок из кожи, она несколько мгновение рассматривала окровавленный стеклянный треугольник, затем медленно опустилась на пол и, прислонившись спиной к равнодушно гудящему холодильнику, зарыдала.

Она не знала, сколько времени провела, сидя на полу, отчаянно зажмурившись и растирая по лицу слезы, смешанные с кровью, проступающей из пореза на левой щеке, оставленного маленьким стеклянным осколком разбившейся бутылки. Должно быть, довольно долго. Во всяком случае, достаточно долго для того, чтобы проснувшийся от разбудившего его шума Жора успел перебраться с кровати в коляску и прикатить к входу в кухню.

Вика почувствовала на себе его взгляд и повернула голову. Он смотрел на нее молча, немного сдвинув брови, отчего на лбу образовалась едва заметная вертикальная складка. Но это не был взгляд Жоры. Того Жоры, которого любила она, и который, как она верила, любил ее. Это был осуждающий, даже брезгливый взгляд уставшего, возвращающегося домой после тяжелой работы человека, встретившего в подъезде своего дома валяющегося на полу пьяницу.

Вике отчего-то вдруг сделалось стыдно. Она захотела сказать, что не пила вовсе, в отличие, между прочим, от самого Мясоедова. Что это она разочарованная и совершенно обессиленная вернулась домой. Что она вовсе не заслуживает ни этого взгляда, ни этого осуждающего молчания.

– Не… нет, – только и смогла пробормотать Вика.

– Я думал, к нам воры залезли, – равнодушным тоном отозвался Жора. – А оказывается, все в порядке.

Коридор был слишком узким, чтобы он имел возможность развернуться, поэтому Мясоедов сдал назад, медленно растворяясь в темноте. Несколько секунд спустя до Вики донесся его все такой же равнодушный голос:

– Спокойной ночи!

Еще через мгновение хлопнула закрывшаяся дверь спальни.

Глава 7

Среда, 19мая

Путь от входа в здание до кабинета учебной части Гене был уже известен. Постояв некоторое время под стеклянными сводами гигантского атриума и полюбовавшись снующими из стороны в сторону студентками, он отправился на третий этаж. Распахнув дверь, украшенную табличкой «Отдел сопровождения учебного процесса образовательных программ», Распашной уверенно двинулся к другой табличке, размером поменьше, сообщающей всем гостям кабинета, что за стоящим у окна столом работает не кто иной, как «Специалист УМР первой категории Лопухина Анастасия Владимировна».

– Мое почтение, – Гена плюхнулся на стул для посетителей, – при первом визите был так очарован вашей неземной красотой, что решил вернуться. Вы мне рады?

– Неправда, – покосилась на него девушка, не переставая стремительно щелкать пальцами по клавиатуре.

– Вы мне рады? Неправда, – Гена наморщил лоб, пытаясь наглядно продемонстрировать всю сложность происходящего у него в голове мыслительного процесса. – Странный у нас какой-то диалог получается. Тут надо в помощь либо филолога, либо бутылочку кьянти.

– Неправда то, что вы были мною очарованы, – девушка бросила на него еще один короткий взгляд. – Я, когда была с вами в аудитории, обратила внимание, как вы на симпатичных студенток смотрите. У вас уголки губ немного подрагивают, вы, должно быть, подсознательно хотите им улыбнуться, но пытаетесь это скрыть. А еще челюсть…

– Что челюсть? – оперативник машинально потер подбородок. – С ней что не так?

– Нижняя челюсть, – перестав наконец печатать, Генина собеседница насмешливо улыбнулась, – вы ее вперед выпячиваете, чтобы она массивнее казалась. Так что, у вас ко мне какое-то дело?

– Дело? – Распашной еще раз провел рукой по отросшей за последние два дня щетине. – Ах, да, дело! Мне нужно пообщаться с одним вашим студентом. На сей раз четвертый курс, фамилия его Комаровский.

– Есть такой, – пальцы девушки вновь замелькали по клавиатуре. – Так, его группа сейчас в двадцать третьей аудитории. Вас проводить, или сами дойдете?

– Лучше проводить, – кивнул Гена, попытавшись изобразить самую дружелюбную улыбку из всех возможных.

Димы Комаровского в двадцать третьей аудитории не оказалось. Выяснив это не самое приятное для Распашного обстоятельство, Настя Лопухина вернулась в коридор и сообщила новость оперативнику.

– Да что ж такое, – Гена ударил стиснутой в кулак провой рукой по подставленной левой ладони, – как мне с кем-то поговорить надо, так этот человек на занятия не ходит. Это ведь уже закономерность какая-то.

– Три, – коротко отозвалась Лопухина.

– Чего тереть? – растерялся оперативник.

– Один раз случайность, два – совпадение, а закономерность – это три, – улыбнулась девушка, – так говорят.

– Лучше бы мне кто-то сказал, где этого Комаровского найти можно, – недовольно пробурчал Гена. – У меня, кроме него, и так куча свидетелей не опрошенных.

– У них через пять минут занятия закончатся, вы со старостой группы поговорите, может, она вам поможет, – посоветовала Настя.

– Можно и со старостой, – без особого энтузиазма согласился Распашной.

– Да вы не грустите так, – подбодрила его сопровождающая. – Я с ней хорошо знакома, она девушка энергичная, даже если сама не знает, то быстро выяснит. К тому же она вполне в вашем вкусе. Так что у вас будет возможность поработать челюстью.

– Это в каком смысле? – опешил оперативник. – Вы сейчас, вообще, что имели в виду?

– Маркова! – весело прощебетала Настя, стремительно удаляясь по коридору. – Ее зовут Маркова Наташа!

Дождавшись окончания семинара, Гена перекрыл выход устремившемуся к двери потоку студентов.

– С Марковой Натальей могу я пообщаться? Она здесь? – все еще раздраженный прощальной