– Ко мне, – совершенно беззаботно отозвалась девушка, явно совершенно не представляющая, какие именно мысли роятся в голове ее собеседника. – Вы же с Комаровым хотите встретиться?

– А вы что, – растерялся оперативник, – вы вместе живете?

Его вопрос вызвал столь бурный взрыв смеха, что проходивший мимо седовласый мужчина с выпирающим из-под расстегнутого пиджака животом внушительных размеров, неодобрительно покосился на молодых людей и негромко, но все же вполне отчетливо пробормотал: «Отчислить бы вас… обоих», и двинулся дальше, шумно дыша и переваливаясь со стороны на сторону. Новый взрыв смеха, в котором теперь отчетливо проступили басовитые мужские нотки, ударился толстяку в спину и, отскочив от нее, разлетелся по коридору.

– Ну что вы, – наконец вновь обрела возможность говорить Маркова, ни с кем вместе я не живу, а с Комаровским тем более. Он скучный. А еще он живет со мной в соседнем доме.

– Ах, вот как, – Гена шумно перевел дух и галантно подставив спутнице локоть, начал спускаться по лестнице, – и в каком районе вы с ним соседствуете? Далеко добираться?

– В Раменки. Не так уж и близко, конечно, но в принципе на метро за двадцать минут доехать можно.

– Хорошее местечко, – одобрил Распашной, – а я вот тоже к западу от центра обретаюсь, правда, немного подальше каждый день мотаться приходится. На Новую Ригу.

– Тоже не худший вариант проживания, – с улыбкой отозвалась Наташа. – Папа постарался?

– Папа, – со вздохом подтвердил Гена. – А у вас?

– И у меня папа. Но и мама тоже. Они у меня оба из заграницы не вылезали, отец русский язык преподавал иностранцам, а мать переводчиком работала, потом оба в инязе начали преподавать, отец даже дорос до завкафедрой.

– А вас, значит, иностранные языки не очень интересуют?

– Как профессия точно нет. Переводить чужие глупые мысли? Что может быть хуже?

– А если не глупые? – уточнил Распашной.

– Какая разница? – девушка удивленно взглянула на оперативника. – Интереснее же жить так, чтобы озвучивать свои умные мысли, а не чужие.

– Ну да, тоже верно.

Гена не нашелся, что возразить, да особо и не пытался. Зачем спорить, когда все и так прекрасно? Теплый день, красивая девушка, идущая с тобой под руку, встречные прохожие, которым нагло бьет прямо в глаза вовсю распоясавшееся майское солнце, заставляя щуриться и глупо, беспричинно улыбаться. Хотя, почему беспричинно? Разве весна и теплые солнечные лучи это не самые главные причины для радости? Во всяком случае, после хмурой и слякотной московской зимы, растянувшейся почти на весь март и ухитрившейся зарядить несколько порций снега в начало апреля. Если уж улыбаться, то именно сегодня, сейчас.

Промелькнувшие в голове оперативника мысли были подобны ударившему в глаза солнечному зайчику, непонятно откуда возникшему и совершенно неизвестно куда ускакавшему долю секунды спустя. Гена даже не был уверен, что у него в голове на самом деле были какие-то мысли. Он просто шел, вдыхая полной грудью весенний воздух, и улыбался.

Спустя несколько минут, неизвестно откуда набежавшие тучи затянули небо плотной серой завесой, полностью закрыв солнце, еще недавно казавшееся совершенно непобедимым. Где-то в небе еще достаточно далеко и негромко прогрохотал гром, обещая первую в этом году грозу. Но Генино хорошее настроение от этого нисколько не испортилось. Тучи? Ерунда. Дождь? Почему бы и нет. Ведь это же майский дождь, а он, даже при всех прочих равных условиях, отчего-то всегда гораздо приятнее, чем дождь октябрьский.

Лишь увидев возвышающуюся над входом в метро массивную букву «М», Распашной вспомнил про оставленный на стоянке возле учебного корпуса БМВ и беззвучно чертыхнулся.

От метро Раменки до дома Марковой идти оказалось совсем недалеко, и медленно наползающая на западные окраины Москвы черная туча успела только разразиться предупреждающим грохотом, давая понять, что время для пеших прогулок выбрано не самое удачное.

– Вот здесь я и живу, – Наташа свернула во двор одноподъездного шестнадцатиэтажного дома, выстроенного явно лет тридцать, а то и сорок тому назад.

Лифт только что отправился наверх, и на третий этаж Наташа предложила подняться пешком. Гена с удовольствием бы пропустил девушку вперед, но поскольку лестничные пролеты были достаточно широкими, они шли рядом, продолжая обмениваться ничего не значащими фразами о теплой погоде, начинающемся дожде и скором наступлении лета.

Войдя в квартиру, Наташа тут же включила свет в прихожей, ловко, не наклоняясь, скинула туфли и бросив оперативнику: «Вы можете не разуваться», устремилась вглубь квартиры. Пройдясь по комнатам и включив в каждой из них свет, она вернулась к все еще стоящему у двери Распашному.

– Терпеть не могу, когда света мало. По мне так пусть лучше днем свет горит, чем в квартире сумерки будут, – извиняющимся тоном объяснила она свои действия удивленно наблюдающему за ее перемещениями по квартире оперативнику. – Мама, когда это первый раз увидела, сказала, что я человек солнца.

– А папа? – не зная зачем, спросил Распашной.

– А папа просто посмеялся. Ну что, пойдемте пить чай? Димка обещал отзвониться, как приедет. Вы какой пьете, черный или зеленый?

Чай Гена не любил. С детства не понимал его вкуса и особого отличия в сортах не видел. Если заварки мало, то почти безвкусная жидкость, но в таком случае лучше все же обычная вода. Если заварки много, то, на его взгляд, получается нечто горькое и тоже не вызывающее никаких приятных эмоций. То ли дело какао. Только, чтобы побольше молока и еще больше сахара. Можно, конечно, и сладкий капучино, но какао – это совсем другой вкус. Жаль, что среди коллег его вкусовые пристрастия единомышленников не нашли. Сидеть в кабинете и до одурения дуть по пять чашек кофе подряд, это, видите ли, нормально. Это стимулирует мозговую активность. А вот какао почему-то вызывает у всех насмешливую улыбку, словно оно создано исключительно для того, чтобы поить им детсадовцев и учеников младших классов.

– Любой, – Гена последовал на кухню вслед за гостеприимной хозяйкой, – какао, думаю, у вас все равно нет.

– Вы тоже любите? – обернулась к нему Наташа, широко распахнув глаза от удивления. – Вот уж нечасто встретишь в этом деле единомышленника. Тогда пять минут терпения, и я угощу вас чем-нибудь вкусненьким!

Телефонный звонок раздался в самый неподходящий момент. Гена, уже давно осушивший две кружки показавшегося ему необыкновенно вкусным напитка, а заодно уничтоживший добрую половину очень удачно обнаружившейся в холодильнике упаковки профитролей с творожной массой, чувствовал себя сытым, вполне довольным жизнью и пребывал в той легкой стадии безалкогольного опьянения, которую хоть раз испытывал в своей жизни почти каждый человек, встречая на своем пути необыкновенно привлекательного представителя