В воздухе снова появились грязно-серые «шапки» зенитных разрывов. Краснозвездные самолеты пошли «змейкой», затрудняя прицеливание орудийным расчетам люфтваффе.

Александр Волин бросил быстрый взгляд вниз, засекая наземные ориентиры, и сверился с картой в планшете. Лететь оставалось — всего ничего. Скоро они пересекут линию фронта, а «дома и стены помогают»! Свои мысли он изложил командиру экипажа подбитого бомбардировщика.

— Как перетянем линию боевого соприкосновения — будем прыгать. Бомбардировщик еле в воздухе держится.

— Ясно, я передам на КП дивизии примерный район поиска.

— Добро, продублируешь наше сообщение.

Пара Як-9 поднялась повыше тяжелого бомбардировщика. Александру Волину и его ведомому Ивану Мартыненко было хорошо видно, как слетел аварийно сброшенный фонарь кабины летчика. Крохотная, по сравнению с окружающим ее Пятым океаном фигурка отделилась от гибнущего самолета и, кувыркаясь, понеслась вниз. К ней присоединилась другая — это штурман «Ил-четвертого» покинул свою носовую застекленную кабину. Наверху раскрылся блистер хвостовой турельной установки воздушного стрелка-радиста, а снизу — люк второго стрелка. Вскоре все четыре купола белели на фоне яркой весенней зелени.

А бомбардировщик Ил-4, который до конца исполнил свой долг, пошел в пологом пикировании вниз. Огонь снова разгорелся и жадно лизал широкие плоскости. Позади стлался широкий черный хвост дыма. Самолет, оставляя дымную просеку, врезался в небольшую рощицу на берегу одного из небольших протоков Кубани.

Волин вздохнул, проводив взглядом погибший самолет. Белые купола уже исчезли, видимо, экипаж успел приземлиться.

«Все, ищем подходящую площадку и плюхаемся — все равно топлива почти что и не осталось», — подумал Александр Волин.

Вечером все летчики штрафной эскадрильи собрались за общим столом. Два места — старшего лейтенанта Виктора" Платова и его ведомого, Алексея Скорякова, оставались пустыми. Стояли тарелки, рядом — столовые приборы. В стаканах налиты «наркомовские» сто граммов. Летчики ведут обычную беседу, но их взгляды нет-нет, а возвращаются к пустым местам. По обычаю эскадрильи, еще день после трагедии летчиков не поминали, если никто детально не видел обстоятельств их гибели. Вдруг случится чудо и они вернутся? Но на войне то, что жив остался, — уже чудо…

Вскоре все разошлись, а командир штрафной эскадрильи направился в штаб. Зажег «керосинку», покопался в ящиках видавшего виды письменного стола, наверняка притащенного солдатиками из аэродромной обслуги из полуразрушенной сельской школы неподалеку от аэродрома. Придвинул к себе стопку чистых бланков «похоронок». Что писать?… Как всегда: «Ваш сын (брат, отец) пал смертью храбрых в боях за Советскую Родину…»

Сколько же раз он заполнял скупыми строками эти графы, глаза бы на них не смотрели?! Или иногда еще хуже: «пропал без вести, место гибели не установлено».

В дощатую, сколоченную из ящиков из-под снарядов дверь постучали.

— Ага, — рассеянно сказал Волин.

Дверь со скрипом отворилась, и на пороге появился Иван Мартыненко. Молча протянул руку с зажатой за горлышко бутылкой. В бутылке плескалась прозрачная жидкость.

— Оприходуем?…

— Заходи.

* * *

Жгучая жидкость расплескалась по кружкам. Александр выложил на стол немудреную закуску: тушенку, пачку галет, сало, полбуханки черного черствого хлеба, пару луковиц. Иван придвинул к столу тяжелый табурет.

— За ребят, — чокнулись теплом рук. Вроде и кружки сдвинули, и посуда не звякнула.

Огненная жидкость обожгла горло, теплым комом скользнула в желудок. Дыхание перехватило, а в голове стало немножко светлее. Стало самую малость легче.

— Я видел, как он падал… — тихо сказал Мартыненко. — Леша так и не выпрыгнул, его истребитель просто разорвали в клочья два «червовых туза».

— Наверное, тоже пьют свой шнапс, победу празднуют.

— Да нет уж… Мы их хорошо причесали!…

— Вань, вот скажи, мы же вроде хорошо воюем, так почему же эти сволочи так блатуют-то, а?! Франты х-хреновы! Все кичатся своими победами, а победы ведь — дутые, утерянные их победы…

— Знаешь, командир, для меня война давно уж стала рутиной… Даже награды потеряли свою былую цену. Я… — Мартыненко помедлил, — прирожденный, стало быть, «воздушный штрафник». Чувствую себя гладиатором… Знаешь, командир, а ведь я в институте учился, на историческом факультете. Потом институт бросил и в летное училище пошел. Все переживал, что на мой век подвигов не хватит… Когда война в Испании была — учил про Спартака и Древний Рим. В Финскую — был учлетом, выписывал кренделя на У-2 и УТ-2. А потом… Сорок первый — отступали из самого Лемберга. — Ведомый назвал город Львов старым именем. — Киев, «котел». Снова бои. Переформирование. Перебросили под Ленинград, я ж местный… И мой «штопор» — пьяная драка со старшим по званию.

Мы тогда летали на английских «Харрикейнах». Ну и дерьмо нам союзнички подкинули по ленд-лизу! Шесть пулеметов винтовочного калибра. Мотор тоже слабый, не то что на «яке» — тот «за газом ходит». А этот… Пока скорость наберет, и рак на горе свистнет. Зато любой маневр как раз и приводил к резкой потере скорости. Короче, не самолет, а самый настоящий «птеродактиль»! Мы его так и называли… Немцы сильно Ленинград бомбили и обстреливали, а мы практически ничего не могли сделать даже с «Хейнкелями-111», не то что со скоростными «Юнкерсами-88». Таранить, разве что…

Тогда-то я все майору и высказал. А он, сволочь откормленная, заладил про «низкий моральный дух». Нас военврач полка чуть ли не силой есть заставлял, а у самих — кусок в горло не лез. Когда вспомнишь, что в блокаде было… А с тем майором: слово за слово, тут и драка, а мы оба на сильном подпитии… Ну а дальше ты сам знаешь.

— Вань, — командир штрафной эскадрильи тоскливо посмотрел на пламя, — не умеют у нас людей ценить. Я вот рассказывал о том капитане из Шестнадцатого истребительного… Покрышкине. Ведь до чего мужик умный и, главное, — все на своем горбу вынесший, выстрадавший, можно сказать. Тоже ведь от самых Ясс в Молдавии в сорок первом отходил, из окружения вместе с пехотой прорывался. Он же вполне искренне хочет, чтобы мы побеждали в воздухе фашистскую гадину! А ему собственный командир глотку затыкает! И сколько еще таких долболомов осталось. Сами — задницу из-за стола в кабину самолета перетащить не могут, а все туда же — нам, боевым летчикам, инструкции да указания шлют!

— Из-за таких вот… и ребята погибают! — грохнул по столу Мартыненко.

— Давай, Вань, за тех, кто не вернулся из боевых вылетов… — Водка снова обожгла горло привычным огнем.

Александр Волин ножом поддел кусок мяса из банки с тушенкой. Иван закурил, щелкнув самодельной зажигалкой из гильзы крупнокалиберного патрона.

— А мы — вернемся?