Трясущимися руками Берта взяла конверт:

– Но разве не из Уэймута вы недавно убежали?

– Верно. Я дала тебе адрес того самого дома.

Глаза Берты потемнели от ужаса:

– Но вы ведь сами говорили, что мисс Олвейс пришла в этот дом в поисках вас и захватила в заложники вашего друга Яго!

– Да.

– А что, если мисс Олвейс снова явится туда? – расплакалась Берта. – Вы рассказывали, какая она безжалостная!

– Мисс Олвейс ни за что не подумает, что я буду так глупа, чтобы вернуться в Уэймут. – Я торжествующе улыбнулась. – Но она меня совсем не знает! Ну так что, ты сделаешь, как я прошу?

– Сделаю, – сказала Берта, зябко обхватив себя за плечи. – Но мне очень страшно.

– Совершеннейшая чепуха, – браво парировала я.

Хотя нельзя было отрицать, что и у меня бежали мурашки по спине от страха.

Эсмеральда Брокколи щеголяла в шёлковом платье персикового оттенка. Соломенные волосы, перевязанные красновато-коричневой лентой, падали ей на плечи. А её лицо, держащееся на капельке клея, блистало поистине поросячьим обаянием. Словом, Эсмеральда идеально вписывалась в толпу из трёх сотен благородных гостей.

Берта ничуть не преувеличила, когда расписывала бальный зал. В свете сотен свечей, установленных в восьми огромных люстрах, он сиял как шкатулка с драгоценностями. Шторы красного бархата были задёрнуты. Когда я вошла, оркестр играл вальс и многие гости уже кружились в танце. Повсюду были знатные дамы и господа. Куда ни посмотри – везде герцоги во фраках, герцогини в платьях из шёлковой парчи, украшенных искусной вышивкой, шляпки с перьями всевозможных фасонов и размеров, оборки и воланы.

Среди аристократов сновали слуги в накрахмаленных жабо и ливреях – наполняли бокалы, выдвигали стулья и предугадывали каждое желание гостей. Пиршественный стол, тянувшийся посреди зала, украшенный свежими орхидеями и канделябрами и уставленный серебряными блюдами с марципаном, картофелем, рыбой, крабами, омарами и прочими всевозможными яствами, выглядел великолепно. Тут же стояли пудинги, открытые пироги и торты всех цветов радуги. Но главным украшением стола служило огромное, не меньше десяти футов в длину, желе, формой своей в мельчайших подробностях повторяющее дом в имении Баттерфилдов. По верху этого кулинарного шедевра шла рельефная надпись «100 лет Баттерфилд-парку».

Я отважилась подойти к окну, раздвинуть шторы и выглянуть наружу. Сердце моё затрепетало от восторга, когда я увидела, что над парком парит половинка луны, заливая его бледным светом.

– Прекрасно выглядите, Эсмеральда.

Я обернулась и увидела леди Амелию. Сама она выглядела как полфунта масла, втиснутых в блестящий красный носок.

– Спасибо, леди Амелия. Вы тоже.

Она хихикнула и сделала внушительный глоток вина из бокала.

– На моей памяти впервые в нашем доме собралось столько гостей. Леди Элизабет будет счастлива.

– Не представляю, с чего бы, – встряла Матильда. – Скука смертная этот ваш бал, и только.

В эту минуту в парадные двери на другом конце зала торжественно вошла Эстель Дамблби. В бело-голубом платье и дивном рубиновом ожерелье, она была так прекрасна, что трудно было бы заподозрить в ней бессердечное чудовище. Едва войдя, Эстель тут же поймала взгляд леди Элизабет, которая стояла рядом с графиней Карбункул (шляпа графини напоминала фейерверк из павлиньих перьев), и подошла к ним. Они втроём сбились в кружок и некоторое время что-то обсуждали.

Какое удивительное совпадение, что все они собрались под одной крышей! И как же хорошо, что у меня есть мой дивный грим и непревзойдённые актёрские таланты! Я стояла в двух шагах от троицы этих наивных дурочек, а они ничего не подозревали!

– А это ещё кто такая? – спросила Матильда, невежливо показав пальцем.

Я обернулась. В зал вошла женщина в чёрном платье, чёрных перчатках и маленькой шляпке. Лицо её полностью скрывала вуаль.

– Наверное, миссис Уинтерботтом, из деревни, – предположила леди Амелия. – Её муж погиб прошлой весной – несчастный случай на охоте, – и она до сих пор носит траур. – Леди Амелия вздохнула. – Бедная женщина. Представляю, как она страдает.

– Кто страдает? – спросила леди Элизабет, присоединившись к нам.

– Миссис Уинтерботтом, – пояснила леди Амелия. – Она в трауре.

Старуха прищурилась и наклонила голову к плечу:

– Миссис Уинтерботтом в Тауэре? Да я только вчера утром видела эту мерзавку в церкви!

Матильда от души расхохоталась.

– Вокруг меня одни дурочки, – фыркнула леди Элизабет.

Я незаметно покинула их кружок и двинулась по залу. При этом я простукивала каблучками паркет. Толкала зеркала на стене. Как бы ненароком, разумеется. Стена за сценой выглядела сплошной и гладкой, поэтому там потайной двери быть не могло. Оставалась только зеркальная стена. Ход должен был быть где-то там.

– Что вы делаете, Эсмеральда?

Эстель Дамблби подошла ко мне, когда я изучала раму большого зеркала.

– Просто любуюсь этим шедевром старых мастеров, – светски сказала я. – Домов, подобных этому, больше, увы, не строят, ведь империя уже не та и всё такое. По-моему, это всё чернь виновата, вы не находите?

– А мне показалось, вы что-то ищете, – с милой улыбкой заявила Эстель. – Похоже, эти зеркала совершенно заворожили вас.

– Признаться, мне трудно оторвать взгляд от своего отражения, – сказала я, глядя на Эстель в зеркало. – Хотя мне, в свою очередь, кажется довольно странным, что вы не нашли на этом великолепном балу занятия более увлекательного, чем любоваться мной.

Эстель зарделась и хихикнула:

– Положа руку на сердце, я от природы чрезвычайно любопытна. По-вашему, это очень вульгарно с моей стороны – задаваться вопросом, что на самом деле затевают окружающие?

– Уверена, это не самая отвратительная из ваших привычек, – весело сказала я.

Улыбка на её лице померкла. Эстель повернулась на каблуках и павой поплыла прочь.

В бальном зале ощутимо попахивало тухлятиной, и не заметить этого было трудно.

Почуяла этот душок и графиня Карбункул. Она стояла возле стола, увлечённо обсасывая омаровую клешню, и павлиньи перья у неё на шляпке отчаянно колыхались.

– Чем это так отвратительно пахнет? – вопросила она.

– Графиня Карбункул, – сказала я, приветствовав её взмахом аристократической руки, – то, что вы уловили, – это всего лишь плесневелый дух благородных семейств – подагра, нафталиновые шарики, любовь к лошадям и всё такое. Моя бабушка воняла просто оглушительно, а она как-никак двоюродная сестра самого испанского короля.

– Двоюродная сестра? Правда? – переспросила графиня, вскинув бровь. – И как же её зовут?