Вот дятел, все лезу не подумав, дуя на подушечки пальцев, обругал я себя. Постанывая от боли, пока никто не слышит, вылез на улицу и сразу же зажмурился. Вокруг было белым-бело, ветви деревьев клонились к земле под грузом налипшего снега. И тишина вдали звенит. А рядом звенело на холоде лезвие топора, которым Леха рубил дрова у приличных размеров костра. Я постоял минутку, привыкая к ослепляющей белизне, потом пошел к костру. Там суетился молодой парень, снимая кастрюлю с кипятком. Когда я подошел, он с ней уже умчался в вагон.

– Прикольно. Чай мутят? – проводив парня взглядом, обратился я к Лехе.

– Если бы, – тот нахмурился и глянул на меня красными от недосыпа глазами, – доктор кипятка просит, пациентов штопает.

Я уткнулся, смущенный. Смущался, правда, недолго – Леха сразу же припахал меня наполнять разные емкости снегом, чтоб его растапливать. Несколько кастрюль, алюминиевое ведро и тазик были уже изрядно подкопченными, топили, видно, давно. Снег плавился быстро, пришлось докидывать, так как воды, естественно, получалось меньше. В растапливаемой воде плавали черные точки пепла. Посчитав миссию выполненной, отставил от костра заполненные емкости и осмотрелся.

Подумав немного и собравшись с духом, хотя разум протестовал против такого издевательства, я, пока не прошел запал, быстро сбросил с себя толстовку и футболку. Оставшись по пояс голым, попросил Леху полить на меня воды и сполоснулся.

Заряд бодрости сразу получил неимоверный – по утренней дубарине долетел до нашего отсека сайгаком, уже не замечая боли. Порыскав недолго в поисках, выдернул свой рюкзак из кучи сумок и в темпе достал оттуда берцы, горку, термобелье и свой старый свитер непонятного происхождения. Все, кроме свитера, было новым, купленным как раз под это лето, в которое я собрался стать подкованным туристом. Переодевшись, во всем новом почувствовал себя немного непривычно. Ничего, пройдет. По земле поваляться, чтоб из толпы не выделяться, и нормально будет.

Измазанные в грязище и крови джинсы, толстовку и провонявшую несвежим телом футболку я убрал в полиэтиленовый пакет и сунул в рюкзак. Кроссовки убрал отдельно. На глаза попалась арафатка, и я, чуть подумав, просто намотал ее на шею в один оборот, как шарф.

Вот так лучше. Я подпрыгнул даже пару раз, поморщившись от боли, правда. Хотел еще кукри[1]достать, который мне на Новый год подарили, но решил пока в Джона Рэмбо не играть и оставил тесак в рюкзаке.

Пока одевался, разбудил Егора и обеих девушек. Чувствовал себя виновато, но, что уж поделаешь – не могу я тихо колобродить, обязательно или уроню что-нибудь, или громыхну. И Егор, и девушки, предварительно или пожелав, или поздравив меня с добрым утром, полезли на улицу с заспанными лицами, моцион утренний наводить. Или проводить – не силен.

А может, спасателей смотреть, где они. Мысли о том, почему до сих пор никого нет, меня донимали почти постоянно, просто старался не зацикливаться на этом. Но странно уж очень – куча человек вдруг пропала, и никому до этого дела нет. Не должно так быть.

Оставив в отсеке одного Костика, не до конца пришедшего в себя после удара головой, я полез обратно на улицу. Здесь уже вокруг костра собралось прилично народа, много незнакомых. Были и знакомые – Николай, друг доктора, Леха никуда не уходил, был даже тот мужик, которого после полета вагона в лес я первым увидел. Чуть позже Толстый подошел, щеголяя в оливковом костюме военного кроя. Что-то из вражьего обмундирования, вестимо. Подошел и начал с Лехой что-то умное обсуждать.

Над стихийно собравшейся толпой раздавался гвалт голосов, в основном шло бурное обсуждение перспектив спасения – видимо, не я один озабочен отсутствием вокруг карет скорой помощи. Визгливо голосили несколько женщин в возрасте около сорока плюс-минус пять. Не люблю таких быдловыкидышей очередей времен перестройки. Куры бесячьи.

Подавив внезапное раздражение, пошел к толпе. Выцепил взглядом и определил нескольких потупившихся мужиков как мужей голосивших дамочек. Осмотрелся внимательней – люди вокруг держались или парами, или небольшими группами. Наша была самая большая, только доктора не хватало, а так с подошедшим подростком, которого я видел вчера, помогавшим доктору, насчитал восемь человек. Почти все наши прокомментировали мой новый прикид, да и со стороны люди посматривали.

Неудивительно – в новенькой горке и хрустящих берцах в этом сборище потрепанных людей выглядел белой вороной. У многих одежда была заляпана кровью, помята после ночевки, некоторые утеплялись и были похожи на французскую армию у Москвы. Да и вообще на нас косились – все-таки самая крупная компания, Толстый и незнакомый мне мужик – парни фактурные, у Лехи помпа на плече висит, да я такой весь из себя красавец нарисовался.

– Фига ты рейнджер, – тихо сказал мне Егор.

– А то! – Я широко ухмыльнулся и тут же сморщился – разбитые вчера губы пока не приспособлены так скалиться.

Между тем тон обсуждения все повышался, и уже много голосов говорили одновременно. Я начал рассматривать собратьев по несчастью. Следующей по численности была компания из шести человек, распивавшая вчера водку у вагона. Две женщины и четыре мужика. Не очень они мне понравились, склизкие какие-то, да и лица у всех… У троих с холуйско-холеной печатью, похожи на чиновников средней руки. Подобные зря даже пальцем шевелить не будут – без должного вознаграждения либо без «звонка друга». А у четвертого, плотного телосложения шатена, низкий лоб, близко посаженные глаза, квадратный подбородок. В вороте распахнутого длинного пальто, на красной шее явно видна массивная золотая цепь. Характерный типаж ныне успешных бизнесменов из тех, кто не сел и кого не пристрелили в веселые девяностые.

Остальной люд все кучковался по два-три человека. Кое-кто, как вон, к примеру, пара девчонок в туристической одежде, потихонечку жались к нашей тусовке. Хм, вчера их не видел. Люди между тем все подходили, многие лица были мне незнакомы. Откуда только повылезали? Я наступил одной ногой на бревно и привстал на секунду, охватив взглядом стихийное собрание. Человек пятьдесят тут как минимум, если навскидку. Как ни старался, а того бугая, которого бутылкой приложил, в толпе не увидел.

Вытирая оголенные по локоть руки, к нам подошел доктор с пожилой женщиной, которую я видел, когда она вчера воду носила раненым в вагоне. У обоих вид был донельзя усталый. Чуть позже с удивлением увидел выползшего из вагона Костика. Я вроде дернулся в его сторону, но Егор сориентировался быстрее, подошел к нему и, поддерживая, повел к нам. Девушка – то ли Алина то ли Наташа, до сих пор в них не разобрался, – помогала с другой стороны.

– Так-ну-ка-ти-хо! – вдруг рявкнуло так, что я даже вздрогнул. – Разговоры прекратить, ближе все подтягиваемся! – уже не так оглушительно, но тоже громко опять произнес Толстый. Силен, блин.

Тихо, конечно, не стало, просто громкий гомон толпы перерос в звуковой фон перешептываний и разговоров вполголоса. Народ потихоньку подтянулся ближе, окружив нашу группу неплотным полукругом, оставив метра два пространства. Получилось будто мы на трибуне перед зрительным залом. Я, как обычно, почувствовал себя не очень уютно, находясь сразу в перекрестье многих взглядов. Хотя смотрели больше на Толстого, который оказался в центре внимания. Тот хоть и был квадратным, но росту в нем не больше моих ста семидесяти, поэтому он вышел чуть вперед, бросил себе под ноги колыбаху, забрался на нее и прочистил горло.