– Итак, у меня для вас много плохих новостей, – начал речь Толстый, – и всего одна хорошая. Начну с хорошей: обед сегодня будет. Выдача будет проводиться через, – он глянул на наручные часы, – через примерно три часа. Ужин тоже будет. На выдачу, по возможности, приходить со своей посудой. Теперь остальное. Для внесения в списки на довольствие всем после этого собрания подойти к… – Толстый посмотрел на Леху, тот глаза не отвел, но вздохнул, – к Алексею Николаевичу. Алексей, бери себе в помощь пару человек. Готовить и вести учет. Также нужны люди на заготовку дров, человек пять, назначишь, когда списки будете составлять. Когда будет вестись запись, – обратился Толстый снова ко всем, – Алексею Николаевичу будет необходимо предоставить данные о своей профессией и умениях. Будем всем новые специальности присваивать.

Так, дальше, – чуть повысил Толстый голос, перебивая усилившийся гомон толпы, – потише! Вопросы потом. Наша медицинская бригада, если кто еще не знает, – кивок в сторону доктора со спутницами, – прошу любить и жаловать. Теперь внимание! Кто после этого момента напрямую подойдет к ним, тому лично зубы выбью. Возможно даже, все передние. Доктора не беспокоим, подходим к Николаю, – Толстый кивнул в сторону дружка доктора и продолжил: – Если у кого есть хоть какие-то медицинские навыки или просто знание основ первой помощи, тоже прошу подойти к Николаю. Если у кого есть аптечки, лекарства, бинты и наборы первой помощи, также прошу передать ему. Много раненых, лекарств и перевязочных средств катастрофически не хватает.

– Молодой человек, а я не понял… – начал было один из так не понравившейся мне компании, но был быстро прерван.

– Понимать не надо, надо слушать и выполнять. Не перебиваем! Для тех кто в танке, еще раз, вопросы после, – мужик после отповеди недовольно скривился с высокомерным выражением на лице, но рисковать не стал. – С медициной закончили, теперь по еде. Если у кого что есть типа круп, макарон, картошки – в общем, подходящее для приготовления супов и прочих похлебок, ну и, соответственно, мясо, курица, особенно скоропортящееся, прошу принести.

Многие при этих словах начали ухмыляться, а Толстый сделал паузу, обвел всех взглядом, видимо запоминая улыбчивых, и продолжил речь, покачав головой:

– Все принесенное будет пущено в общий котел. Всякие шоколадки, чипсы и прочее сгущенное молоко можете оставить себе, но, если кто будет замечен за поеданием тушенок или круп с макаронами, из списка на довольствие будет вычеркнут. По инструментам – несите все что есть. Топоры, ножовки, пилы, плоскогубцы, кусачки, гвозди и прочее. Сегодня будем делать в вагонах отдельные утепленные отсеки. Если этой ночью будет так же холодно, как и сегодня, дело дрянь. Надо утепляться. Теперь о самом фиговом. Помощи пока нет и, скорее всего, в ближайшее время не будет. Мало того что не ловят телефоны, навигаторы также не работают. Где мы оказались, пока неясно, есть предположение, что какой-то мудак нам перевел не туда стрелки, и мы уехали в глубокую пердь. За сутки, что мы здесь, не подъехало ни одного поезда.

– А рельсы-то не ржавые, ездят по ним часто! – раздался звонкий голос из толпы.

– Да, ездят по ним часто – факт, но больше суток нет ни одного поезда – тоже факт. И сидеть кого-то ждать без дела – верный путь ночью околеть, если ничего так и не приедет. Хотя очень надеюсь, что приедет. Не перебиваем больше, я не закончил.

– Парламент не место для дискуссий, – тихо вставил я. Рядом хмыкнули Леха с Егором.

– Теперь про говно. Морщиться не надо, вопрос насущный, простите за каламбур. Давайте определимся: мальчики ходят налево, – Толстый махнул рукой, определяя направления лева, после обозначил право, – девочки туда. Близко нужду не справляем, потому что, если нас отсюда не заберут сегодня, все будет зассано вокруг, а я не хочу желтый снег себе на чай топить. У второго вагона сортир будет через насыпь так же: мальчики налево, девочки направо. Но слишком далеко тоже не уходите. Теперь внимание! Далеко не ходите потому, что сегодня ночью… в общем, выстрелы слышали все, поясняю. Около погибших из двадцатого и двадцать первого вагонов крутились то ли собаки, то ли волки. Мы их спугнули, одну застрелили, но после ее кто-то сожрал, видно все те же шавки. Мертвецы тоже поедены изрядно, поэтому ночью внимательней, в темноте из вагонов не выходить. Зверье крупное, клыки большие. Если кто-то к ним пойдет ужином, который сам пришел, бежать его спасать я не собираюсь. Буду считать такого кандидатом на премию Дарвина. Так что на ночь походы в сортир отменяются. Ну или на свой страх и риск, – Толстый перевел дух, но, как только гомон опять начал набирать обороты, поднял руку. – Последнее, сейчас отправляем двух человек в ту сторону, откуда мы приехали. Будем надеяться, дойдут и сообщат кому надо. Пока все. Давайте по одному: вопросы, жалобы, предложения?

Закончил Толстый свой спич неожиданно для всех, и несколько секунд стояла гнетущая тишина.

– Вопросов нет? – с оттенком изумления спросил он, и сразу же человек десять загомонили разом. Толстый поморщился, мне сбоку было видно. – Тихо! По одному! – опять рявкнул он.

Опять тишина, все гомонившие начали переглядываться, и заговорил тот мужик, который пытался Толстого перебить:

– Молодой человек, а по какому праву вы тут распоряжаетесь?

– Распоряжаюсь я здесь по праву знающего, что делать, – это раз, по праву умеющего это делать – это два. Теперь три – судя по тому, что авария произошла вчера утром, а до сих пор здесь нет никакой помощи, хотя, предположительно, нас должны были хватиться и обнаружить максимум часа через четыре, есть версия, что помощи не будет еще долго. Почему, не знаю, примите как данность. Доступно всем? Дальше.

– А не много вы на себя берете? – перебив вроде как открывшую рот одну из визгливых барышень, снова спросил холеный.

– Дяденька, – Толстый глубоко вздохнул и продолжил: – Чем меньше людей пожелает поработать и получить сегодня горячий обед, ужин и подготовленное к холоду спальное место, тем меньше нам работы и тем больше достанется еды. Если сейчас не подойдет ни один желающий, не сильно расстроюсь. Потому что себя… – с каждым словом Саня говорил все громче, видимо не сумев сдержать подспудно копившееся раздражение, – потому что себя мы обеспечим едой и комфортом влегкую. Ну а еще, мы берем на себя уход за ранеными, которых много. Пока такие, как ты, кстати, *** пинают и водку жрут. А если ты еще раз хавальник откроешь, – перебил Толстый мужика, попытавшегося что-то сказать, – я тебе зубы в глотку вобью. Ясно? Отвечать не надо, вопрос риторический. Дальше спрашивайте, по существу только.

Пока Толстый говорил, я нутром прочувствовал исходящую от него угрозу. Как холодом дохнуло. Он говорил громко, не кричал, но все равно чувствовалось, что вот если сейчас тот товарищ рот откроет, то зубы у него действительно в глотке окажутся. Судя по поведению этой компании, ни один из мужиков которой больше с вопросами лезть не стал, они тоже это почуяли. Хотя, может, это я такой впечатлительный, а им по барабану на все эти угрозы, просто пока расклад количественно не в их пользу.

Я некоторое время рассматривал эту компанию. Одна из теток вроде как полезла и что-то собралась голосить, но ее задержали, и они все удалились, причем удаляться старались медленно и печально, дабы лицо не потерять. Тот, который в пальто, постоял с каменным выражением лица и так же спокойно ушел. Как отошли метров на десять, стали слышны женские возгласы, видимо те тети выражали несогласие с поведением и манерой речи Толстого. Мужских голосов слышно не было, но я примерно представил, как этих дам сейчас успокаивают. Наверняка типа «вот скоро приедут спасатели, я позвоню, и этого козла…», а что будет с «этим козлом», уже варьируется от авторитета и социального статуса «этого», кому будут звонить.