Ну что же, Десять заповедей, бесспорно, устарели. Несправедливо обвинять Библию в том, что она написана тысячи лет назад, когда жены принадлежали мужьям, а самым ценным имуществом считались рабы. Разумеется, мы ушли вперед по сравнению с теми старыми недобрыми временами. Но разве не в этом-то вся и суть? Да, мы ушли вперед. И именно поэтому не должны черпать свои представления о морали, о «добре и зле», о том, «что можно и что нельзя», из Библии. Собственно говоря, мы их оттуда и не черпаем. Иначе бы мы до сих пор побивали камнями тех, кто работает по субботам или поклоняется не тем богам.

«Но ведь это, — могут возразить некоторые, — только Ветхий Завет. Давайте лучше брать свои нравственные нормы в Новом Завете». Соглашусь, такая идея мне больше по душе. Иисус говорил кое-что весьма симпатичное — например, в Нагорной проповеди. Отличия от всего сказанного в Ветхом Завете, безусловно, разительны. Но откуда мы знаем, какие библейские высказывания хороши, а какие нет? Чем мы руководствуемся в подобных оценках? Определенно чем-то, что находится вне Библии, в противном случае наши рассуждения замыкаются в порочный круг, если только мы не выдумаем какое-нибудь правило вроде «более поздние стихи делают более ранние недействительными». Кстати говоря, ислам следует именно такому правилу, но, к сожалению, ни к чему хорошему это не приводит. В свои ранние годы, проведенные в Мекке, пророк Мухаммед сделал кое-какие человечные заявления. Однако позже, перебравшись в Медину, он — в значительной степени в силу исторических обстоятельств — стал гораздо воинственнее. Многие ужасные дела, творящиеся во имя ислама, могут быть оправданы более поздними стихами «из Медины», противоречащими более ранним и добрым стихам «из Мекки» и, согласно официальному учению, отменяющими их.

Вернемся к христианской Библии. В ней нигде не говорится: «Забудьте про Ветхий Завет, а чтобы отличить хорошее от плохого, читайте только Новый». Иисус мог бы сказать такое. Но в действительности сказал как раз противоположное (Матфей 5:17):

То же и у Луки (16:17):

Будучи иудеем, Иисус подразумевал под «законом» некоторые из книг Ветхого Завета. Похоже, он имел обыкновение смотреть на Ветхий Завет сквозь розовые очки. В Евангелии от Матфея (7:12) Иисус провозглашает весьма славный принцип, известный нам как «золотое правило» (обращайся с другими так, как бы ты хотел, чтобы обращались с тобой), а затем утверждает, будто это и есть основная идея Ветхого Завета:

Пассажи, несколько напоминающие «золотое правило», действительно можно отыскать в Ветхом Завете (а более древние и более точные формулировки того же принципа — в египетских, индийских, китайских и греческих текстах):

Однако назвать это основной мыслью Ветхого Завета будет громадным преувеличением. Как мы видели в главе 4, Бог и сам был большим мастером вынашивать злобу. В Ветхом Завете можно найти сколько угодно стихов, проповедующих мстительность.

Вот, кстати говоря, еще одна цитата, пришедшая прямиком из Вавилона — из так называемого кодекса Хаммурапи. Хаммурапи — знаменитый вавилонский царь, чей свод законов был составлен примерно за тысячу лет до Ветхого Завета.

А это другая формулировка из Библии — на сей раз из Второзакония:

Как вы, думаю, могли заметить, здесь перед нами своего рода негативная версия «золотого правила». Однако согласитесь, что в таком вывернутом наизнанку виде оно выглядит не столь приятно. Сам Иисус (Матфей 5:38) решительно выражал несогласие, пусть и цитируя тот же самый ветхозаветный стих:

Не думаю, чтобы отказ от идеи мщения был еще когда-либо выражен с такой ясностью и таким благородством. Здесь Иисус намного впереди своего времени. И намного впереди ветхозаветного Бога.

Впрочем, самому ему мщение было совсем не чуждо. Даже если забыть о рассказах из Евангелия детства от Фомы, канонические евангелия от Матфея и от Марка дружно сообщают о мелочной мстительности Иисуса по отношению — подумать только — к смоковнице, фиговому дереву:

Марк (11:13) добавляет к этому, что плодов на дереве не было из-за раннего времени года. Несчастная смоковница — она просто не дождалась сезона плодоношения!

Понятно, что эпизод со смоковницей приводит христиан в замешательство. Одни говорят, будто его, как и историй из Евангелия детства от Фомы, не бывало вовсе. Другие просто не обращают на него внимания, сосредоточиваясь на более приятных страницах Нового Завета. Третьи же называют его «символическим». Дескать, никакой смоковницы на самом деле не было, тут просто нечто вроде метафоры про народ Израиля. Вы уже заметили, что это излюбленная богословская хитрость? Если вам не нравится в Библии тот или иной пассаж, скажите, будто он всего лишь символ: ничего такого на самом деле не происходило, здесь только метафора, несущая скрытый смысл. И разумеется, теологи сами решают, какой стих следует воспринимать аллегорически, а какой буквально.

Есть в официально признанных евангелиях и другие фрагменты, где Иисус отчасти приближается к мерзопакостности своего ветхозаветного «отца». Так, у Луки (19:27) он отдает по поводу людей, не желавших видеть в нем их царя, приказ: «Приведите сюда и избейте предо мною». Как это ни удивительно в свете свойственного католикам преклонения перед матерью Иисуса Марией, сам он обращался с ней отнюдь не ласково. Когда в рассказе о его первом чуде — превращении воды в вино на свадебном пиру — она подошла к нему, он сказал ей: «Женщина, что ты хочешь от меня?»[36] Возможно, изначально по-арамейски это звучало не так сурово, как на английском языке Библии короля Иакова. В одном из современных переводов — а именно в Новой международной версии — перед словом «женщина» вставлено «милая», что хотя бы несколько смягчает тон сказанного. (Один мой друг, знаток древних языков, сообщил мне, что греческое слово, употребленное здесь в значении «женщина», могло иногда иметь смысловой оттенок «милая» или «дорогая».) Справедливости ради добавим, что поскольку вся история о превращении воды в вино — определенно неправда, то с большой вероятностью и Иисус Марии на этом свадебном пиру тоже не грубил.