Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда общество естественно, но при этом оно создано добровольно, целенаправленно и вдумчиво.
По Аристотелю, семьи возникли из-за необходимости людей оставаться в живых и охранять своих детей. Группы семей появились, чтобы служить той же цели чуть более эффективно. Еще большие организации – государства, первоначально выросшие из объединений семей и племен, не только служат той же цели еще более эффективно, но и другим дополнительным. Они дают возможность некоторым, если не всем людям, жить хорошо. Если жизнь защищена, то все внимание и усилия можно направить на ее улучшение и обогащение.
Человек по своей природе – политическое животное, и в эту фразу вложено больше смысла, чем в утверждение, что человек – животное общественное. Существуют и другие общественные животные, например пчелы и муравьи или волки, которые охотятся стаями. Но только люди организовывают свои общества добровольно, целенаправленно и вдумчиво, устанавливают законы или обычаи, отличающие одно общество от другого.
Кроме того, люди не могут достигнуть лучшего качества своей жизни только в семьях и племенах. Для этого, по Аристотелю, они должны жить вместе в городах или государствах.
Греческое слово, обозначающее город или государство, – polis, из которого мы получаем русское слово «политический». Латинское слово для этого – civis, от которого произошли «гражданский»[8] и «цивилизованный». Будучи политическими по своей природе, люди должны обитать в городах, чтобы жить настолько хорошо, насколько это возможно. Хорошая жизнь является гражданской или цивилизованной жизнью.
Теперь давайте вернемся к двум утверждениям из начала этой главы. Если бы все люди были друзьями, в справедливости не было бы необходимости. Поскольку все члены государства редко (если вообще) дружат, справедливость необходима, чтобы мирно и гармонично объединить их в это самое большое из всех человеческих обществ.
Давайте предположим, что все члены семьи – друзья в самом высоком смысле этого слова. Когда два человека дружат таким образом, они любят друг друга. Любовь побуждает каждого из них желать блага второму: жаждать, чтобы он получал выгоду, и делать все необходимое, чтобы улучшить и обогатить его жизнь.
В такой дружбе каждый будет действовать с целью помочь счастью другого. Никто не будет поступать во вред другому, препятствовать или затруднять его стремление к счастью.
Вот почему в семьи, где родители любят своих детей, а дети – родителей, в которой муж и жена, братья и сестры искренне и во все времена любят друг друга, не было бы необходимости в справедливости. Но в большинстве семей возникают ситуации, когда любовь рушится или не дотягивает до совершенства. Тогда один член семьи может сказать другому: «Ты был несправедлив ко мне», или «То, что ты просишь, – несправедливо», или «Я имею право ожидать от тебя того или иного».
В такие моменты любовь перестает быть тем, что связывает членов семьи вместе, и на арену выходит справедливость, которая пытается проследить, что человек получает то, что он имеет право ожидать, и что он защищен от обид и вреда, которые другие могут причинить ему. Без вмешательства справедливости члены семьи не смогли бы оставаться вместе или, по крайней мере, жить в мире и согласии, пытаясь разделить радость от использования совместных благ.
Это еще более справедливо для государств, члены которых по большей части не связаны друг с другом дружбой или любовью. Там, где отсутствует любовь, должна вмешиваться справедливость, чтобы объединить людей и дать им возможность жить мирно и гармонично друг с другом, взаимодействуя ради общей цели.
Аристотель знал, что существует несколько видов дружбы. Среди них, по его мнению, прекрасный был только один – дружба между любящими людьми и желающими друг другу только наилучшего.
Такая дружба встречается редко. Чаще мы называем человека другом, потому что он полезен для нас и мы можем получить от него что-то хорошее. Это эгоистичная дружба. Наш «друг» просто служит каким-то нашим интересам. В отличие от этого настоящая дружба, или любовь, бескорыстна. Великодушна. Она служит на благо другого.
Справедливость, как и любовь, также направлена на благо другого. Тем не менее между ними существует четкое различие. Тот, кто понимает любовь, знает, что один человек никогда не должен говорить второму: «У меня есть право быть любимым. Ты обязан любить меня».
Когда мы по-настоящему любим кого-то, мы даем любимому человеку самих себя щедро и бескорыстно. Мы делаем для него больше, чем он имеет право ожидать.
Иногда мы даже любим людей безответно. Ответная любовь не является условием для нашей любви. Но, когда мы действуем справедливо по отношению к другим, мы эгоистичны в том плане, что хотим от них справедливости взамен. В этом смысле фраза, что мы должны поступать с другими так, как бы хотели, чтобы они поступали с нами, эгоистична.
Что другие вправе ожидать от нас? То, что мы исполним обещания, данные им. Скажем правду, потому что ложь в любом случае каким-то образом навредит им. Вернем все долги. Не украдем того, что принадлежит им. Не нанесем вреда их здоровью, не лишим их жизни. Не будем мешать свободе их действий, если их поведение никоим образом не будет опасным для нас. Не будем делать ложных заявлений в их адрес, не повредим их репутацию и не принесем им дурную славу.
Все подобные положения легко резюмировать, сказав, что другие имеют право ожидать от нас того, что мы не сделаем ничего такого, что помешает их стремлению к счастью, – ничего, что воспрепятствует получению ими действительных благ, необходимых для хорошей жизни. Именно потребность людей в действительных благах дает им право на них, и именно их право на них мы обязаны уважать – если мы сами являемся справедливыми.
Нам не всегда удается быть идеально справедливыми. Некоторые люди слишком далеки от того, чтобы вообще называться справедливыми. Вместо уважения прав других обычно они склоняются в противоположном направлении: нарушают права людей, чтобы получить желаемое для себя.
Вот почему принимаемые законы предписывают, что члены государства должны или не должны делать, чтобы действовать справедливо по отношению друг к другу. Если бы каждый располагал привычкой быть справедливым в отношении других, то в таких законах не было бы необходимости. Но поскольку очень мало людей ведет себя идеально справедливо и поскольку некоторые из них по привычке склонны быть несправедливыми, выполнение данных законов должно контролироваться государством, чтобы не допустить серьезного ущерба, который один человек может нанести другому, нарушая его права.
Есть ли у других людей право ожидать от нас положительных действий, которые поспособствуют им в их стремлении к счастью? Не вмешиваться, не препятствовать и не затруднять их усилия для получения или обладания нужными им благами – это одно. Помогать им в получении таких благ – совсем другое.
Если исходить из понимания Аристотелем разницы между любовью и справедливостью, ответ будет отрицательным. Это щедрость любви, а не обязательство справедливости побуждает одного человека посодействовать другому получить реальные блага для хорошей жизни. Именно поэтому законы, исполнение которых контролирует государство, не требуют от людей помощи такого рода.
