подруг? А как она какао называет, знаешь? Какаушко! Они все сейчас так говорят.

– Отвратительно.

– А по-моему, мило. Видишь, даже тут ра-зош-лись…

– Ну-ка, разошлись! Нечего толпиться! На лестницу, на лестницу! Что за идиоты…

– Люди, – коротко сказал он, с тоской глядя в окно, за которым начинали разъезжаться ненужные кареты «Скорой помощи». Пожал протянутые руки, разогнал ребром ладони клубившуюся перед глазами белесую пыль.

«Пап, я боюсь!» – «Думаешь, я не боюсь? Но вместе справимся. Ты сядешь вперед, я – назад. И буду тебя держать. Когда держат, не так страшно».

– Я документы привез. Паспорт лифта, монтажные чертежи… – Он сунул молоденькому следователю сувенирный кожаный дипломат с логотипом обслуживающей организации. – Вещи мои в машине… Можно забрать?

Развернулся – что-то хрустнуло под подошвой кеда. Смятый картонный стаканчик с цементным крошевом внутри. Он наклонился, подобрал его и крепко сжал в кулаке.

– Три, два, один… – На внутренней поверхности опущенных век появилась Ленка. Она вышла из-за алой шторы и остановилась, тревожно вглядываясь в зал. – Ну же… – прошептал он сухими губами. – Я здесь. Покажи им всем. – И забормотал, подсказывая слова: – «Ну, пошел же, ради бога! Небо, ельник и песок – невеселая дорога… Эй! Садись ко мне, дружок!..» – которые она знала без запинки, потому что учила с папой.

…Он бросился вниз, оскальзываясь на ступенях, покрытых илом, он бежал, хватая руками воздух, бежал и – левый поворотник, зеркало, пропустил летящий навстречу «Шевроле», – он бежал, ведь когда держат, становится не так страшно, вот только он не смог удержать… Она садится вперед, он – назад, и они берутся за руки, до боли сцепляют пальцы, потому что тогда не так страшно…

Анастасия Горлова. Боренька

– Катюха, тебе у нас понравится. Я ремонт недавно сделала. Наследника тебе покажу. На обормота моего хоть посмотришь, – Маринка трещит, орудуя ключом.

– Боренька! – рокочет она, распахнув входную дверь. – У нас гости!

Маринка вплывает в залитый светом коридор и, отдуваясь, сбрасывает с отекших ног туфли. Двухметровый Боренька, подняв большие грустные глаза от пылесоса, кивает мне:

– Добро пожаловать!

– Катюха, заходи! – командует Маринка и, плюхнувшись на диван, шумно вздыхает. – Наконец-то выходные! Боренька, что же ты стоишь? Принеси гостье воды!

Боренька, бросив нерешительный взгляд на пылесос, направляется в кухню.

– И мне тоже! – догоняет его раскатистый Маринкин баритон.

– Жарища, – поясняет Маринка.

В гостиной работает кондиционер, прохладно. Все сияет модным дизайном, с кресла-качалки глядит огромный дымчатый кот, под потолком болтаются разноцветные гелевые шары, видимо, оставшиеся от детского праздника.

Боренька возвращается с подносом. Смотрит заинтересованно. Залпом осушив стакан, Маринка нежно улыбается мужу:

– Спасибо, зая. Так, а почему до сих пор не убрано в доме?!

Боренька обреченно возвращается к пылесосу.

Из-за угла выглядывает наследник и, быстро оценив меня сквозь смешные круглые очки, направляется к отцу:

– Здрасьте… Пап, у меня там все зависло.

Маринка, со скрипом приподнявшись с дивана, сгребает сына в охапку:

– Солнце мое, папа сейчас занят, иди к маме! Так, а в чем джинсы? Ты так весь день ходишь? Почему папа тебя не переодел?!

Папа, молниеносно включив пылесос, ретируется в коридор. Маринка делает выразительные глаза и качает головой:

– А ты говоришь, мужики…

Я ничего не говорю. Я пью воду. Вода едва уловимо пахнет мятой, в ней плавает долька лимона и льдинка в форме сердечка.

К ужину в гостиной накрывают большой стол. Салат «Мимоза», крабовые палочки, селедка в аккуратных луковых кольцах – все как двадцать лет назад у Маринкиной мамы.

– Боренька, ну что ты вышел к столу в этой майке? У нас же гости! Иди надень рубашку!

– Зая, рубашки все мятые…

– Ничего, посидишь в мятой.

Боренька покорно исчезает в спальне, а Маринка кивает на салаты:

– Налетай, Катюх, а то совсем кожа да кости. Питаешься всякими сушами… Замуж тебе надо, тогда и готовить начнешь. Ну вот, совсем другое дело! – это она уже не мне, а явившемуся в голубой рубашке мужу.

– Боренька, мы забыли лобио! Принеси, пожалуйста, оно в холодильнике.

Маринка разливает вино, заботливо налив Бореньке поменьше.

– Ну, за встречу! Катерина, встречаться надо чаще, время-то летит. Так, Боренька, а вы что на обед ели?

– Котлеты! – отвечает Боренька не без гордости.

– И сколько ж вы их съели? Ты посмотри, у ребенка совсем аппетита нет! Оставила с отцом в кои-то веки…

Боренька грустно накладывает себе салат, но вилку до рта донести не успевает.

– А что ликер на стол не поставил? У нас такой ликер есть, с ума сойдешь, из Израиля привезли. Боренька, и рюмки захвати!

В прихожей Маринка церемонно целует меня в щеки.

– Спасибо, дорогая моя! На следующей неделе в театр, как договорились! Боренька, до угла проводи, и сразу назад. И смотри не кури, я все равно учую!

Идем, шуршим сентябрьской листвой. Боренька, пару раз затянувшись, выбрасывает сигарету и неловко улыбается.

– Не любит Марина этого, и правильно. Вред один. Я и сам понимаю. Она вот молодец, уже три года как бросила. У нас в институте ведь международка вся на ней, доктора нервы треплют, стресс колоссальный… Но ты же знаешь, если уж Марина чего решила, то это железно…

Дойдя до угла, тепло прощаемся, и потом я почему-то долго смотрю долговязому Бореньке вслед. Он бежит домой рысцой, вжав голову в плечи. На ходу что-то достает из кармана. Наверно, жвачку.

– Марин, ты чего? Что стряслось?

– Борька скотина. Изменяет мне, представляешь? Случайно нашла переписку, этот идиот телефон забыл дома.

– Погоди, мать, не может быть…

– Может, как выясняется. С его кафедры потаскуха. Три месяца уже… Ты бы знала, что она ему пишет! Сейчас, погоди… Вот, слушай, тварь какая: «Так тонко чувствовать, как ты, умеют немногие. Ты научил меня по-другому смотреть на мир… Я хочу быть всегда с тобой, поддерживать тебя во всем, мой самый любимый, мой самый лучший мужчина на свете!» Да я эту пигалицу в порошок сотру!

В трубке нецензурная брань и шипение, потом Маринка, всхлипнув, тихо и растерянно говорит:

– Почему? Я ведь все для него… Все в дом… Столько лет… Он благодаря мне диссертацию защитил, книгу написал, человека из него сделала, а он… Почему?

Я молчу. Ей и так больно.

Маринка, высморкавшись, продолжает:

– Я знаю почему. Старая я стала. Говорили мне девки, ботокс надо делать, на массаж ходить… Дай мне своего косметолога, а? А то ведь им, мужикам, всем только одно и надо…

Ольга Лушникова. Повседневное

Гоша сидел за столом и неторопливо ел, то и дело отвлекаясь на экран телевизора.

Алиса поела быстро и