гражданской одежде, но для наметанного глаза ни один из Тиранов даже без брони и оружия не сошел бы за мирного человека.

Сначала Саксон решил, что особняк - это нечто вроде оперативного центра, возможно, лондонская база Тиранов; однако ему удалось рассмотреть сквозь полуоткрытые двери несколько комнат на нижних этажах. Он увидел жилые помещения: кабинет, кухню, а также много признаков того, что здесь живет семья. На лестничной площадке третьего этажа Саксон заметил фотографию в рамке и не сразу понял, кто там запечатлен; на него, широко улыбаясь, смотрел Джарон Намир в темном костюме и ермолке. Рядом, так же радостно улыбаясь, стояли женщина в желтом платье и двое детей - мальчик и девочка. Фотография никак не укладывалась в представления Саксона о его командире; он не в силах был связать человека на снимке с безжалостным наемником, убивавшим незнакомых людей молча, не дрогнув, без малейших сожалений.

Это был дом Намира. Это не укладывалось у Саксона в голове. Мысль о том, что человек, подобный ему, такой как Намир, может иметь семью, какую-то жизнь вне отряда, казалась неправдоподобной. Даже почему-то несправедливой.

После московской операции на борту транспортного самолета, направлявшегося на запад, всем членам группы пришлось бегло доложить о том, как прошло задание. Как и в прошлые разы, у Саксона возникло чувство, будто они выполняют некий ритуал, не для себя, а для какого-то невидимого наблюдателя. Люди, отдававшие приказы, слушали их - он был в этом уверен. И уже не в первый раз ему захотелось увидеть их лица.

Когда наемники расселись вокруг стола, Намир снова заставил их вспомнить о той миссии. На самолете они лишь докладывали по очереди, но теперь, когда все собрались вместе, Саксон почувствовал, что пора получить ответы на свои вопросы.

Он наклонился вперед:

- Я мог бы взять Контарского живым.

Хардести злобно взглянул на него:

- Вообще-то, у нас была другая цель.

Саксон, не обращая на него внимания, посмотрел на Намира:

- Ты сказал, что Контарский работал на "Джаггернаут". Он был ценным свидетелем. Возможно, у него имелись сведения, которые могли быть нам полезны.

- Министр был скомпрометирован, - ответил Намир. - Допустим, мы взяли бы его живым и допросили, но в лучшем случае мы получили бы какие-нибудь незначительные вещи. Нам не нужно то, что он знал.

Саксон прищурился. Несмотря на заверения Намира, он был уверен, что, отвечая на вопрос об операции "Кукушка", Контарский не лгал. Это название он слышал впервые.

Намир угадал его мысли и опередил:

- Ты должен смотреть на вещи шире, Бен. Не нужно переходить на личности. Контарский был опухолью на теле России. Мы ее вырезали.

- К тому же это было предупреждение, - равнодушно вставил Барретт. - Тот, кто свяжется с "Джаггернаутом", рискует плохо кончить.

- Мы не берем пленных и не занимаемся похищениями, - продолжал Намир. - И ты это знаешь.

Хардести откинулся на спинку стула:

- Раз уж об этом зашла речь, может быть, англичанин сможет нам объяснить, почему он не прикончил этого подонка, как только увидел?

- Я уже сказал тебе. Я мог взять его живым.

- Не тебе решать, брать его в плен или нет, - возразил Хардести. - Этим отрядом командуешь не ты. Мы не твоя кучка скаутов-наемников, Саксон. Ты их потерял, забыл?

Саксон пристально взглянул на снайпера:

- Возможно, если бы ты был там вместе с нами, а не прятался под камуфляжем в ста метрах от здания, я бы к тебе прислушался, янки. - Последнее слово он произнес с ухмылкой. - Если ты думаешь, что видишь сквозь прицел все, то ты глубоко ошибаешься.

- Я видел все, что нужно, - а именно то, как ты разговаривал с объектом, - возразил американец. - А может, и еще с кем-то?

- В комнате был только Контарский,- ответил Саксон несколько быстрее, чем следовало.

Краем глаза он заметил, что Герман, Федорова и Барретт внимательно наблюдают за перепалкой, изучая его реакцию.

"Ты понимаешь, что ты творишь, наемник? - снова прозвучал у него в ушах голос призрака. - Ты знаешь, какому хозяину ты служишь?"

Дурные предчувствия, копошившиеся где-то глубоко в подсознании, снова всплыли на поверхность; отмахиваться от них дальше было невозможно. Намир поднялся, пересек комнату и подошел к окну; Саксон отвел глаза от лица Хардести.

- Я понимаю: ты хотел сделать как лучше, - начал командир. - Но мне нужно, чтобы вы все выполняли приказы, которые отдаю я. Мы больше не обязаны хранить верность флагу нашей родины, но мы должны хранить верность Тиранам. Если мы забудем об этом, то превратимся в такую же жалкую кучку анархистов, как "Джаггернаут". - Он оглянулся на Саксона и Германа. - Вы двое новички в отряде, но вы ведь это понимаете?

- Конечно, - уверенно ответил Герман.

Саксон, в свою очередь, осторожно кивнул.

- Для проведения каждой нашей операции существуют веские причины, - продолжал Намир. - И для каждого приказа, который я вам отдаю. Для каждого задания. - На лице его промелькнула улыбка, и жесткие черты на миг смягчились. - Мы не можем вернуть стабильность миру, если в наших рядах существуют противоречия. - Взгляд Намира переместился на Хардести, и тон его снова стал жестким. - Это понятно?

- Понятно, - подтвердил снайпер и поджал губы.

"Он никогда не скажет нам, - сообразил Саксон. - Кем бы ни были эти люди, которые тянут за веревочки, мы никогда не узнаем их имен". И следующий вопрос встал перед ним со всей очевидностью: "Сможешь ли ты с этим жить?"

За несколько месяцев, прошедших после встречи с Памиром в полевом госпитале в Австралии, Саксон заработал больше денег, чем за все годы службы в "Белл-тауэре" и САС. Тираны дали ему высококлассные импланты, дали оружие, о котором он мог только мечтать во время работы на военную компанию или британскую корону. В перерывах между операциями он отдыхал на закрытых курортах, куда ездят директора компаний и очень богатые люди. А сами операции... за всю карьеру ему не приходилось в таких участвовать. Если забыть о Хардести и раздражении, которое он вызывал, то Саксон неплохо ладил с Тиранами. Работа ему нравилась, этого нельзя было отрицать. Не было никаких отчетов и прочей бумажной возни, никакой критики задним числом, в отличие от военной службы. Здесь не тратили времени на всякую чушь: не отдавали честь и не занимались прочим армейским дерьмом; Тираны сразу