Слава о тех балах по Петербургу годами гуляла, даже императрица завидовала. Так разве только на балы Кулибин был мастак? А кто конструкцию наплавных мостов совершенствовал? Кто в дальних походах со Светлейшим разные хитрые секретные военные штуки изобретал? А оптический телеграф? А водоход? А одноарочный мост через Неву? В конце концов, его, кулибинские часы, по сей день императрицу и любого ее гостя восхищающие, разве проще Павлина? В часах-яйце не только механизм с музыкой, а и театр в золотом чертоге! Снимешь крышку, вот тебе представление: фигурки ходят, руками-ногами двигают, танцуют, беседуют. Неужто с Павлином не справится?

Справился Иван Петрович, только Светлейший оценить уже не мог – помер.

Назвать «Павлин» просто часами – все равно что объявить Эрмитаж всего лишь картинной галереей. «Павлин» – настоящая модель Вселенной! Причем действующая, где смену времени суток символизируют по очереди оживающие птицы. Сову, олицетворяющую тьму ночи, уединение, скорбь и смерть, сменяет самая утренняя – петух, символ обязательно наступающего рассвета, пробуждения и новой жизни. Главный в крылатой табели о рангах, понятно, сам Павлин. Птица-солнце. Он овеществляет ход времен: распустил хвост – светило взошло, сложил – луна на небе. Жизнь мимолетна и стремительна, не успеешь оглянуться – прошла. Так же быстро меняет положение и павлиний хвост – глазом моргнуть не успеешь… Философская композиция. А сам хронометр-то где? Очередной секрет. Грибы собирать пойдешь, его и найдешь. Шляпка боровика, что на холме под дубом, и есть хронометр! Гриб приметный: стрекоза на нем порхает. На самом деле стрекоза – это секундная стрелка, а циферблат с часами и минутами виден сквозь прорезь шляпки. Белка прыгает, сова ухает, петух кукарекает, стрекоза прыгает, павлин крутится… Зверинец!

Кстати сказать, в реанимации часов кэльфы тоже поучаствовали весьма серьезно. Не могли не посодействовать родственнику – в астральной иерархии Павлин – символ солнца, как и кошка у эльфов. Могли ли кэльфы оставить его без помощи? Риторический вопрос. Не только не оставили, можно сказать, сыграли решающую роль. Увы, не совсем положительную.

Павлин приехал домой к Кулибину в нескольких корзинах. По запчастям то есть. Многих деталей уже и совсем не было. Ладно, недостающие мастер изготовил, а вот фигуру самого Павлина вскрыть, чтоб в устройстве разобраться, никак не мог. Кто бы догадался, что для этого всего и надо – нажать одно из неприметных перышек на спине птички. Ночью Хайди, отец Шоны (родители тогда еще жили в Петербурге), отправил в мастерскую к Кулибину Шониного брата – Брюталча, парня хулиганистого, неуемного, но механика от Богов. Брюталч быстро во всем разобрался и пометил нужное перышко краской.

Иван Петрович утром очень удивился: как же раньше эту явную метку пропустил? Наверняка неспроста кот ученый во сне ко мне приходил! Нажал на перышко, Павлин и открылся. Дальше – дело техники: подгонка, смазка, сборка. Настал решающий момент: запуск! Кэльфы, конечно, при этом присутствовали: Хайди, Брюталч, Шона с мамой.

Ура! Павлин делает круговой оборот, кланяется, Сова крыльями машет, Петух кричит. Все работает.

Кулибин, довольный, ушел спать. Кэльфы – тоже. Правда, по дороге Брюталч сбежал. Мама забеспокоилась: где сорванец? Папа отмахнулся: придет он, Съёвн, куда денется? Пришел. Глаза хитрые, ухмыляется. Шона к нему пристала: что да как, где был? Брюталч хохочет: с Павлином кое о чем договорился, вот умора будет!

Умора и случилась. При большом стечении народу, прибывшего поглазеть на диковинку, Павлин послушно расправил хвост, потряс головой, открыл клюв и… развернулся к зрителям задом. Постоял, демонстрируя пятую точку, скромно сложил хвост и завершил пируэт.

Сколько потом Кулибин ни бился, Павлин не уступил.

Брюталча в наказание к деду Альвису отправили. Навечно. А что с него взять? Нечего мальчишке такое имя давать – «озорник»… Отец сам настоял. Конечно, Шона по брату скучает, и хоть он давным-давно повзрослел и занимает теперь высокую должность главного кэльфийского специалиста по высоким технологиям и IT, в Россию его не пускают.

Шона полюбовалась Павлином и пошла дальше, а на выходе из зала ее чуть не сшибла обезумевшая Сара. Над перепуганной кошкой грозно хлопала крыльями Сова.

– Что случилось? – Шона испугалась: неужели плохие вести о Мимире…

– У нее спроси! – Сова шлепнула крылом распластавшуюся у ног кэльфини Сару. – Угадай, где я ее нашла.

– Ну?

– Я окно знаю, где форточка открыта, всегда через нее вылетаю. Незаметно. А тут смотрю, эта выдра, – Сова еще раз хлопнула крылом по Сариному хребту, заметив, что та, видимо, оскорбленная словом «выдра», собирается вскочить, – вылезла на оконный откос и орет оттуда благим матом, уже целую толпу зевак собрала.

– Сара?

– Она все врет! – заторопилась кошка. – Я не орала, а пела. Людям. Они меня фотографировали и снимали на видео. А один даже сказал, что я стану звездой Рунета и заработаю миллион лайков.

– Сара… – Шона очень устала от проказ этой бестолковой кошки. – Ты же знаешь, шедевральным категорически запрещено выходить наружу. У тебя же задание. И где Толстун?

– Считает… наверное… – Сара настороженно взглянула на Сову. – Когда мы вдвоем, мы сбиваемся.

– Все, хватит. – Шона тяжело вздохнула. – Сова, отгони ее, пожалуйста, ко мне. И дверь запри.

– А ну вставай, чучело бездомное. – Сова тюкнула Сару клювом. – Пошли. Шаг влево, шаг вправо – заклюю!

Проводив глазами Сару с Совой, Шона решила еще раз подойти ближе к Египетскому залу. Времени прошло достаточно, но ни один из патрулей, судя по молчанию, Мимира не обнаружил. Если Сохмет все же захватила кэльфенка и прячет где-то там, то можно надеяться, что в своем неуемном хвастовстве она непременно проговорится.

В зале по-прежнему шумно. Из своего укрытия за колонной Шона видит красавицу Бастет, сапфировый скарабей на ее лбу разгорелся еще ярче: видно, что Баст волнуется. Пожалуй, она единственная здесь понимает, чем может обернуться пробуждение Сохмет, ведь именно Баст сопровождает великую и ужасную всю жизнь. Вторая ее ипостась, никуда не денешься… «Плачущая», «отдающая» – не зря именно так переводится ее имя. Обе – дети солнца. Но Сохмет сжигает и испепеляет все сущее, Бастет же дает тепло солнца для жизни, Сохмет карает и уничтожает, Баст дарует счастье и любовь. Если план кэльфов осуществится и Сохмет уснет, с Баст, конечно же, вполне удастся договориться. И тогда они вместе найдут способ сделать сон Сохмет вечным. Кому, как не Бастет, второй половине сохметовской сущности, знать способы управления этой убийцей.

– И тогда я решила взорвать дворец! – Сохмет, видимо, продолжает бахвальство, повествуя о какой-то из учиненных пакостей. – Я его углядела, когда он от парохода в Америку отстал, собирался там коммуну построить. Красавец, герой, атлет. Собственно говоря, отстал не случайно: мои посланцы выкрали его паспорт.

– Понеслось… – грустно шепчет Баст в ухо белой элегантной кошечке с золотым ошейником. – Мы тогда все чуть не погибли. Если б не кэльфы, одна пыль осталась. И этой бы не было, как она сама не понимает?