– А зачем ты на улицу вылетала? Знаешь ведь – нельзя.

– За мышами и вылетала, так свежатинки захотелось, аж перья свело.

– Потом расскажешь, – отмахнулась Шона, зная, задай она сейчас какой-нибудь неосмотрительный вопрос, Сова заведется минут на сорок. – Внука не видела? Не пробегал?

Кэльфов Сова уважала, отличая их и от эрмиков, и, тем более, от обычных уличных котов.

– Нет. Когда этот заснул, – она кивнула на Павлина, – я тоже вздремнула, а ты глянь в саду, он часто там травку щиплет. Хотя Белка с Петухом тоже спят, с кем ему бегать?

Шона заглянула в Висячий сад. На всякий случай. Действительно, без Белки из павлиньей клетки Мимир туда вряд ли бы пошел – скучно. С Белкой они носятся там как оглашенные: по пальмам прыгают, Амуров дразнят, то вазон какой опрокинут, а то розы разлохматят. Пока на колючку не напорются, или пока Павлин строгого Петуха не пришлет в попу озорников клюнуть – не успокаиваются. Не пускать Мимира в сад тоже нельзя: котенку обязательно свежая травка нужна – витамины. Где ее во дворце еще взять, как не в Висячем саду? Все кэльфийские отпрыски тут паслись.

Сад – вечный, со времен Екатерины Великой. Выстроил его над конюшнями и каретными сараями архитектор Фельтен по настойчивому заказу котриатрицы. Со всех сторон сад отгорожен высокими стенами – ни ветерка, ни сквознячка. Под полом, точнее сказать, под землей – хитрая инженерия согревает и увлажняет почву. В таком микроклимате и деревья, и кустарники, и цветы распускаются по весне раньше, а засыпают на зиму последними. В Летнем саду совсем рядом уже голые ветки в снегу, а тут – роскошная золотая осень. Николай Первый (бабку Екатерину Вторую во всем переплюнуть хотел) приказал соорудить над садом стеклянную крышу: нечего небо греть, пусть и зимой все цветет. Зимой ничего не зацвело, напротив, деревья и по весне оживать отказались – не понравилась им духота и вечная непроветривающаяся сырость. Разобрали крышу.

Из всех двухсот пятидесяти лет существования Висячего сада цветы не расцветали тут лишь дважды – страшными фимбульветерными зимами. Сотрудники вместо цветов посадили огород – капуста, свекла, турнепс, брюква, укроп, шпинат, лук. Большой эрмитажный двор был засажен картошкой. Многих это спасло от голодной смерти.

Сейчас в саду было тихо и пусто. Амуры на немой вопрос Шоны лишь качнули головами: нет, дескать, не забегал.

Сова уже ухала где-то в соседних залах. Петух откровенно храпел. Павлин, приоткрыв один глаз, сонно недовольничал: чего надо?

– Котенка ищу, Мимира, – объяснила Шона. – Сохмет просыпается, будьте осмотрительней.

Павлин глаз закрыл. Известие о Сохмет, похоже, его не заинтересовало. Птица считала себя главной достопримечательностью дворца и была уверена: что бы ни случилось, её не тронут. Какая-то доля истины в этой уверенности была: столько зевак, сколько собирает Павлин, ни одному шедевру не снилось. По средам в семь часов, когда Павлина заводят, сюда не пробиться, гости чуть ли не на головах друг у друга висят, чтобы разглядеть удивительное создание.

Поглядеть есть на что: часы «Павлин» – единственный во всем мире крупный автомат восемнадцатого века, прообраз современной робототехники, сохранившийся без изменений. Конечно, по молодости он выглядел эффектнее: и позолота туловища ярче – разнообразными лаками расписана, и хвост изумрудный, но сам Павлин об этом вряд ли помнил, а посетители и подавно не знают, птица и сейчас чудо как хороша!

Английская герцогиня Кингстон на одном из петербургских балов рассказала императрице Екатерине Второй о знаменитом умельце – Джеймсе Коксе и его занимательных «живых» созданиях.

С особым восторгом герцогиня описывала удивительные часы в виде многофигурной композиции, созданные для подарка китайскому императору: рикша толкает трехколесную повозку с красивой дамой и ее собакой под зонтиком. В одной руке дамы вертушка, в другой – птица. Колокольчик отбивает часы, птицы машут крыльями, колеса вращаются, вертушка крутится. Фигурки из золота и серебра, богато украшены жемчугами и бриллиантами. Глаз не оторвать! А другие часы – с вечным двигателем? Это вообще чудо технической мысли! Ртуть из стеклянного сосуда под влиянием атмосферного давления перемещается в стеклянную трубку. Противовесы отправляют ее обратно. И так без конца!

А серебряный лебедь? Не знать, что игрушка, – живой, и все! Отплывает от берега, головой гордо крутит туда-сюда, вдруг – клюв вниз, в воду, и в клюве уже топорщится серебряная рыбка. Лебедь пару секунд на весу её держит, любуясь, и – проглатывает.

И таких диковин в мастерской Кокса не счесть. Не зря она слывет в Европе самой знаменитой. Тысяча человек чертит, конструирует, рисует, отливает, вытачивает. Так еще этот Кокс придумал издавать иллюстрированные рекламные каталоги своей продукции, чтоб торговля процветала. Пиарщик!

Для кэльфов Кокс вообще свой по духу человек: чтобы как можно больше людей могло лицезреть его изобретения, он открыл при мастерских… музей! Плотник ты или потомственный лорд – без разницы. Покупай билет и любуйся, сколько влезет.

Котриатрица все это внимательно слушала. Конечно, ей было известно о забавных механических игрушках, которыми хвастали самые богатые дома Европы.

Флейтист француза Жака Вокансона – кукла в человеческий рост – умел извлекать из инструмента двенадцать разных мелодий, его же механическая утка не только крякала, плавала и чистила перышки, но и клевала зерно, тут же справляя естественную надобность. Последнее особенно умиляло европейских аристократов.

«Пишущий мальчик» швейцарца Анри Дро (кстати, столь привычное нынче слово «андроид» происходит как раз из фамилии мастера), свободно выводил на бумаге предложение из 40 знаков, причем следил глазами за тем, что пишет, потом промокал написанное пресс-папье, отбрасывал листок и принимался писать заново.

Механические куклы уже были практически во всех монарших домах Европы. Кроме российского. Конечно, Екатерина загорелась!

Присутствовавший при разговоре князь Потемкин, еще бойфренд, но уже почти в отставке, немедленно заказал герцогине лучший автомат для своей императрицы. Может, надеялся на возобновление отношений, а может, и наоборот, хотел показать, что постель в их дружбе не главное. Кэльфы в личную жизнь людей никогда не лезли, интимных секретов не касались.

Часы, однако, прибыли в Россию аж через четыре года. К тому времени Екатерина нежилась в объятьях иного бойфренда, Потемкин же во славу Отечества присоединял Новороссию, Азов, Приднестровье, рубался с турками, усмирял запорожцев, покорял Крым. Не до часов.

Разобранный для транспортировки Павлин пылился в Таврическом дворце Потемкина без дела. Кто ни пытался оживить – никак. Видимо, Кокс защитил механизм кучей разных секретов, без знания которых автомат не запускался.

Незадолго до смерти, во время очередного краткого визита в столицу, Светлейший наткнулся на Павлина: непорядок! Кого для реанимации механизма позвать, долго не думал. Конечно, Кулибина. Давно был с ним знаком, не просто ценил – уважал! Еще в те времена, как тот руководил мастерскими Академии наук, поручал Ивану организацию самых важных балов у себя в Таврическом: чтоб фейерверк, каких свет не видал, да бездымный! Чтоб лепестки цветов по воздуху плавали, а столы сами к гостям подъезжали.