Обыкновенная телепортация. Очень такое обыденное явление. Или обыкновенное сказочное волшебство. Обыкновенное чудо. Только и всего…

Впрочем, Ковалев уже все объяснил: очередная иллюзия, очередные выкрутасы пустоты…

Тоже вполне солидное, всесторонне аргументированное и весьма правдоподобное объяснение. А что, в Древней Индии жили весьма неглупые люди.

Чудо – это явление, происходящее по неизвестным нам законам. Неизвестным – пока. До поры. Из этого и надо исходить.

Доктор Самопалов сел на стул у кровати и бесстрастным голосом произнес:

– Ну, давайте, выкладывайте о сирруше. А эту вещь я вам верну при выписке.

– Оставьте себе, Виктор Палыч, мне она не нужна, – равнодушно сказал Ковалев. – Это все знаки, демонстрация… Вдалбливает, как тупым школьникам.

– Кто вдалбливает?

– Она и вдалбливает – пустота. Хотя я и так не сомневаюсь. И насчет творения мы тоже… Иллюзии, порождающие другие иллюзии… Иллюзии иллюзий, творящие иллюзии иллюзий иллюзий… Так ведь до бесконечности можно, да? Ладно, давайте лучше о сирруше. Его изображение находилось на вратах богини Иштар в древнем Вавилоне. И сохранилось до наших дней. Там рядами шли изображения быков – рими, и этих вот драконов – сиррушей. Только сирруш на самом деле не дракон, а одна из стадий дракона, вроде куколки. У него же нет крыльев! В драконов они перевоплощаются далеко не все и не всегда. Возможно, сирруша на самом деле держали в каком-то вавилонском храме и поклонялись ему.

– Так это земной зверь или марсианский?

– И марсианский, и земной, и еще в сотне разных миров водится. Драконы – это… – Ковалев пошевелил пальцами, словно силясь подобрать нужные слова. Но так и не подобрал и, ссутулившись и положив руки на колени, начал медленно раскачиваться.

Психиатр опустил плитку в карман своего халата и еще раз заверил:

– При выписке верну, можете не сомневаться.

Он собирался показать эту диковину специалистам.

Ковалев слабо усмехнулся и тихо, но внятно произнес:

– Я Демиург, Виктор Павлович. А демиург может создать все, что ему заблагорассудится. При желании. Но не всегда подобное желание есть… А временами такая тоска накатывает, таким все ненужным кажется… И хочется плюнуть на все и растереть… Навсегда!

Ковалев перестал раскачиваться и застыл, судорожно сцепив пальцы. Доктор внимательно посмотрел на него, раздумывая, стоит ли продолжать разговор. И все-таки сказал:

– Я навел справки об «Арго». Как вы просили. Это беспилотный космический аппарат. Там нет экипажа.

Ковалев расслабился, положил ногу на ногу и, прищурившись, устремил взор в окно, где сквозь остатки зелено-желтой листвы виднелось голубое небо.

– Вернее, нет сведений об экипаже, – поправил он психиатра. – Хотя… Возможно, и на самом деле никого там нет, и корабля такого нет… Ничего нет, Виктор Палыч! Кому-то на мгновение приснился какой-то сон, но мгновение прошло – и сон исчез. Вы думаете, мы тут с вами на самом деле сидим и разговариваем? Нет, это просто кому-то кажется, что мы сидим и разговариваем… Может быть, это я придумал, что мы с вами сейчас сидим и разговариваем, а, Виктор Палыч? Вы такое допускаете?

– Допустить можно многое, – дипломатично ответил психиатр. – Все зависит от ситуации.

– Именно, – кивнул Ковалев. – Что-то внутри меня сказало: «Твори». Или это я сам себе сказал. И творю… Вы же читали в газете про этих парней из спецчасти, – это прозвучало то ли как вопрос, то ли как утверждение.

Доктор Самопалов некоторое время молчал, покусывая губу, потом задал встречный вопрос:

– А вы?

– Конечно, нет. Откуда же у меня газеты? Да мне это и не надо, я и так знаю. Я даже наперед знать могу, Виктор Палыч! И без всякого тумана, полунамеков, а совершенно конкретно о совершенно конкретном человеке. Настоящие пророчества всегда сбываются…

«Проскопия?[4]– подумал Самопалов. – Ко всему прочему – еще и проскопия?… В информационном поле содержатся сведения о будущем?»

– Не хотелось бы вас огорчать, Виктор Палыч, – продолжал Ковалев, вновь с прищуром глядя в окно, – но в самом скором времени вы будете ранены. Знаете, как в этих американских фильмах, – в мякоть, навылет, в левое плечо. В общем, просто заденет чуть-чуть. Если только какого-нибудь другого выкрутаса не случится.

– Вот как? И кто же и при каких обстоятельствах меня ранит? И где это произойдет?

– Не знаю… Ничего не знаю… Это что-то во мне… внутри…

Ковалев вдруг повалился на бок, зарывшись лицом в плоскую больничную подушку.

Доктор Самопалов резко поднялся со стула, склонился над пациентом, нащупал пульс. Пульс едва-едва угадывался. Психиатр быстрым шагом вышел в коридор, намереваясь позвать медсестру, а из палаты слабо донеслось:

– Это все он… Марсианский призрак…

Все ярче и ярче, красными огнями светофоров, разгорались во тьме зловещие глаза. Его несло к ним, его неудержимо тянуло к ним, и он знал, что там – остановка, конец, страшный и неотвратимый финал его жизненного пути, оказавшегося таким коротким… Но пронизал темноту чистый детский голос, поющий чудесную песню, – и вязко колыхнувшись, расступилась липкая темнота, и красные глаза-огни вмиг поблекли и растворились, не выдержав света, хлынувшего подобно живой воде из прекрасной чаши небес. И песня стихла, уступив место другим звукам – где-то поблизости размеренно стучали чем-то металлическим, и слышалось конское ржание.

Он уже покинул зыбкий мир сна, но не решался пока открывать глаза, втайне надеясь, что кони – это по телевизору в соседней комнате. А стук… Ну, наверное, Димка балуется какими-нибудь железяками.

Однако он уже прекрасно понимал, что нет и не может быть здесь никакого телевизора, и Димки тоже нет. И это не Димка играет в свои игры, а кто-то или что-то играет с его, Димкиным, отцом в королевство Таэльрин.

Сергей открыл глаза, уже зная, что увидит.

И увидел. Высокий, потемневший от копоти свечей и факелов потолок из широких, тщательно оструганных досок. Стены, увешанные неяркими гобеленами с вязью вычурного орнамента наподобие того, что украшал бока кувшинов с магическим зельем. За гобеленами скрывались холодные каменные глыбы, из которых была сооружена башня замка. Широкая деревянная скамья у стены, а на стене, на высоте человеческого роста, – два меча в ножнах и кинжал с тускло поблескивающей рукоятью. Кресло с высокой спинкой у массивного стола с витыми бронзовыми, давно нечищеными шандалами. Толстые желтоватые оплывшие свечи в шандалах не горели. Да в этом и не было необходимости, потому что за распахнутыми створками квадратного, углубленного в стену небольшого окна расплескалось солнечное утро. Под окном, у стены комнаты, стояла еще одна скамья. На ней были разложены вещи, резко диссонирующие с окружающей обстановкой, явно выпадающие из общего тона помещения: круглый зеленый шлем с прозрачным щитком и черной закорючкой микрофона, внушительного вида бронежилет, автомат, «кошка» и прочее снаряжение бойца спецподразделения, выезжающего на задание. Приподняв голову, Сергей обнаружил свою одежду – она была развешена на спинке кровати, в изножье. Кровать была хоть куда – широкая, из толстенных брусьев, лишь слегка приукрашенных резьбой, с жестковатой плоской подушкой, обтянутой светлой льняной наволочкой, и таким же не очень-то мягким матрасом. Подлинное ложе воина-защитника, а не прожигающего жизнь какого-нибудь столичного бездельника. Комната была гостевой, но те, кто наносил визиты лонду Гарраксу, видимо, не принадлежали к числу неженок.