А потом на балкон начали поочередно выходить музыканты – и зазвучала музыка, и полились неторопливые негромкие песни…

Пребывавший в полнейшей невесомости Сергей вдруг дернулся, словно его укололи, и повернул голову к балкону. Там сидела девушка в белом платье, перебирая тонкими пальцами струны какого-то музыкального инструмента у себя на коленях. Подошедший вплотную к изогнутым балконным перилам мальчик лет восьми-девяти – чистое личико, большие серьезные глаза, золотистые кудряшки, – одетый в бархатный переливчатый сине-зеленый костюмчик, с неподдельной искренностью вдохновенно пел уже знакомую Сергею медленную песню.

«Прогрело солнце чашу небосвода… она отполирована ветрами…» – торжественно звучало в зале.

И стены словно бы раздвинулись, превращаясь в далекий горизонт, и потолок с тяжелыми поперечными балками воспарил ввысь, растворяясь в хлынувшей с высот небесной синеве.

Сергей обернулся к напарникам, не зная, верить или не верить собственным ушам. Гусев смотрел не на балкон, а на сидевшую наискосок от него, за другим столом, белокурую молодую даму с точеным лицом античной статуи. И вид у него был уже не размякший, а такой, словно он вот-вот полезет прямо через стол к вожделенному объекту, схватит в охапку и умчит на такси в ближайшую свободную квартиру. Саня же Веремеев, подавшись к балкону, буквально поедал глазами маленького певца. Заметив движение Сергея, он перевел взгляд на него – и взгляд Сани был полон недоумения и восхищения.

«Звучат чуть слышно… голоса… иных миров…» – звенело над залом сказочного замка.

И это был голос именно иного мира. Иного. В котором никто никогда ничего не слышал ни о Христе, ни о Ньютоне, ни о Бородинском сражении, ни о полете Юрия Гагарина… И даже о московском «Спартаке» они не знали. У иного мира были какие-то свои, особенные свойства.

Музыканты и певцы все сменяли и сменяли друг друга – и удивительно было, откуда взялось такое количество дарований здесь, в отдаленном от больших городов уголке королевства. Или подобными талантами обладал едва ли не каждый житель Таэльрина? Все это было ново и интересно, но… Саня Веремеев, сложив руки на животе, уже с трудом поднимал тяжелые веки. Гусев больше не сверлил взглядом античную богиню. А Сергею собственное тело казалось мешком, набитым ватой. От обманчиво легкого вина все сильнее кружилась голова.

Лонд Гарракс, который то и дело прихлопывал ладонью по столу в такт музыке, решил, видимо, что гости из «подземных глубин» провели за столом достаточно времени и не сочтут за обиду, если им предложат идти отдыхать. И обратился наконец с таким предложением к разомлевшим бойцам. Оно сразу же было принято – разумеется, не только без всяких обид, но, напротив, с радостью.

Когда, в сопровождении слуг с факелами, они спустились из большого зала и вышли во внутренний двор, был уже поздний вечер.

– Да будет свет! – с видом Создателя провозгласил Гусев, вытаскивая из кармана фонарик.

Луч яркого света метнулся через двор – и потрясенные слуги застыли на месте, широко раскрыв рты. А Сергей смотрел на темное небо, усеянное звездным бисером, и его охватило сосущее тревожное чувство оторванности от привычного каждодневного мира. Он не мог отыскать в вышине ни одного знакомого созвездия! И это было еще не все: над зубцами угловой башни, вместо такой «домашней» Луны, висели два маленьких тускло-желтых полумесяца – один чуть выше другого. И хотя внутренне Сергей давно готовил себя к чему-то подобному, его все-таки пробрала дрожь от наглядного подтверждения того никак не желавшего укладываться в сознании факта, что королевство Таэльрин распростерлось под совсем другими звездами…

И вот наступило утро, и за ночь этот мир не исчез, не растворился в пространствах сна, сменившись привычной обстановкой городской квартиры. Он продолжал существовать, и пора было умываться-одеваться, потому что их должны были вот-вот пригласить к завтраку. А после завтрака предстояла беседа с представителем Сообщества странствующих магов Ольвиорном.

Сергей сполз с подоконника и вытащил из-под лежащего на скамье шлема небольшую плоскую коробочку рации. Ни Гусев, ни Веремеев довольно долго не отзывались. Сергей хотел уже идти стучать им в двери – комнаты напарников находились неподалеку, за поворотом коридора, напротив друг друга, – когда услышал наконец хрипловатый со сна голос Гусева.

– На связи, – недовольно сказал Гусев и откашлялся. – Ты че в такую рань, Серый? Такая возможность подрыхнуть без помех.

– Точно, – включился в разговор Саня Веремеев. – Ни телевизор не орет, ни диспетчеры не вякают. – Саня жил в многоэтажке рядом с троллейбусным депо, и не раз рассказывал о своих страданиях от такого незавидного соседства.

– Скоро на завтрак должны позвать, – напомнил Сергей. – А потом будем с магом разбираться.

– Ладно, – сказал Гусев. – Приступаем к зарядке и утреннему туалету.

– А туалетная бумага у вас есть, мужики? – спросил Саня Веремеев. – В моем номере есть.

– Есть – так пользуйся, уважь свою задницу, – посоветовал Гусев. – Не с дикарями же, слава богу, дело имеем. Все, пошел прихорашиваться.

«Действительно, слава богу, что не с дикарями», – подумал Сергей.

Мир, в который они попали, несомненно, находился на уровне земного Средневековья («Господи, земного!.. А здесь – неземное?…»), но Сергей чувствовал, ощущал, понимал, всем нутром своим чуял, всеми почками и селезенками, что Средневековье это какое-то ненастоящее… Было здесь что-то такое… Вот! Наконец-то он нашел определение, и оно показалось ему подходящим: здешний мир сильно смахивал на описание подобных миров в фэнтезийных книжках. Он очень походил на книжный мир, хотя и был – в чем Сергей не сомневался – вполне настоящим.

Можно было и дальше обсасывать эту тему, но Лукин не стал. Приказал себе не думать об этом и направился к двери в стене между гобеленами. За дверью находилось помещение, где он вчера уже побывал – и после прибытия в замок, и перед тем как упасть на кровать и погрузиться в сон.

Это помещение с голыми каменными стенами и узким высоким окном можно было назвать совмещенным санузлом. Сергей не был уверен, что подобные санузлы имелись в средневековых замках – в книжках, которые он читал, об этом ничего не говорилось, и в фильмах такого не показывали, – но наличие данного помещения являлось несомненным плюсом. Из стены торчала труба с крестообразной бронзовой рукояткой – это был кран. Вода из него стекала в выложенный отшлифованными камнями небольшой круглый бассейн. Сливное отверстие на дне бассейна было закрыто деревянной пробкой. Вода поступала из большого резервуара, расположенного на вершине башни. Эти громоздкие баки Сергей увидел, когда вместе с двадцаткой пересекал селение, приближаясь к замку. Наполнялись ли резервуары с помощью гидравлических приспособлений или воду просто таскали наверх ведрами, или поднимали ведра на веревках, он не знал. В стену возле бассейна было вмуровано большое овальное зеркало. Над ним висели закрепленные в железных дужках факелы, а внизу тянулась довольно широкая каменная полка. На ней стояли кувшинчики с местными средствами гигиены и лежали мочалки, острые стальные лезвия для бритья, щеточки для взбивания пены и прочие штуковины, с помощью которых можно было привести себя в порядок не хуже, чем в собственной ванной. На скамейке под окном возвышалась стопка льняных полотенец и еще одна стопка изделий поменьше, которые Саня Веремеев принял за туалетную бумагу. На самом деле, как убедился Сергей, это были тонкие матерчатые салфетки. Но в их предназначении не приходилось сомневаться, потому что такая же стопка лежала на каменной скамеечке возле плетеной корзины, в противоположном от окна конце комнаты. Там выдавался из стены невысокий каменный куб с бубликообразным деревянным сиденьем вокруг углубления и еще одним краном – и эта конструкция была тем, что в мире Сергея называлось унитазом. А вот как называлась она здесь, Лукин, конечно же, тоже не знал.