сомкнулись над головой, опуститься на тысячи лье и оставить на поверхности лишь легкую рябь.

В: То есть вы поняли, что они – это не мы.

О: Ага. Теперь-то я знала, кто они такие. Я кое-что слышала об этих женщинах, и они именно так и выглядели – в этой своей форме, ну прямо две почтальонши явились с письмами.

В: Вы кое-что о них слышали, хотя были “вне досягаемости”.

О: Новости до меня доходили. Нельзя перекрывать все краны сразу. Из одного должно хоть немного капать.

В: И что же вы им сказали?

О: “Так вы инспекторы, – сказала я. – Понятно”. Не то, чего я ждала, но мы ведь всегда ждем не того, когда роемся в хламе, принесенном рекой, всегда ожидаем иного от мира и от себя самих. Но потом понимаем, что ждать чего-то конкретного – это для дилетантов.

“Так вы, значит, двинулись крышей, дорогие почтальоны? – сказала я. – Ну что ж, я с уважением отношусь к вашей деятельности. Ну, или, по крайней мере, разделяю ваши чувства. Но чего вы от меня-то хотите?”

И тут они выложили свой план. Обчистить целую ферму – они очень долго говорили.

“Это самая бредовая идея из всех, что я слышала”.

Худая выразительно так огляделась по сторонам и говорит: “Да неужели”.

В: Они объяснили, как собираются это сделать?

О: Я у них как раз об этом и спросила. “Как же вы намерены провернуть такую штуку?”

Та, что покрупнее, сдернула шапку. Бросила ее на стол между нами.

“Возьмем кур и вынесем наружу”, – сказала она. А я спросила: “Зачем?”, и она тогда: “Что значит зачем?”, и я ей: “Если вы не в состоянии ответить на этот вопрос, то зачем приехали?”, и она: “Если бы я была не в состоянии на него ответить, разве же я бы здесь сидела?”

Худая залпом осушила рюмку.

“Ладно, – сказала я. – Как вы думаете, сколько расследователей вам понадобится?”

“Это вы нам скажите”.

“А как вы рассчитываете транспортировать такое количество кур?” – спросила я.

“Вы будете отвечать на вопросы или задавать их? Пока вы только зря тратите наше время”.

И я тогда: “А вы мое не тратите? Послушайте, вообще-то это вы ко мне приехали”. Встала из-за стола и сказала: “Убирайтесь”.

В: И на этом они ушли?

О: Нет-нет, я пошла за бутылкой рома. Налила всем еще по одной. Старая привычка. Хозяйская версия приказа “держать руки на виду”. Я снова села за стол, и мы все немного успокоились, даже Рой стал бродить туда-сюда по спинке стула.

“А ферма у вас на примете есть?” – спросила я.

“Да”, – сказали они – только это, и больше ничего.

Мы сидели, и я ждала, пока все уляжется в голове. И тут поняла. Ферма Гринов. Я почувствовала, как воздух пролетает мимо, вода вертится вокруг и уносится прочь, и небо мчится над головой, как будто я резко остановилась, а земля продолжила вращаться без меня.

В: Нам знакомо это ощущение.

О: Да, на этот раз Дилл меня поймал. Я прошла по хлебным крошкам его мыслей. Конечно, мне это и самой приходило в голову.

Они ждали ответа.

“За Дилла”, – сказала я наконец и подняла рюмку. Они растерянно переглянулись. “Он думал, я не догадаюсь, как вы сюда попали?”

“Ну, мы…” – сказала одна, но вторая ее остановила: “Так вы с нами?”

Я опустила рюмку на стол.

“А что будет с птицами?”

“Этот момент пока не очень ясен”, – призналась одна.

“Вам решать”, – сказала вторая.

Я смотала волосы в пучок, размышляя.

“Не знаю, как насчет этой херни с посланием. Птицы – это свобода, Троя, Елена Прекрасная, вот это все”.

“Птицы должны быть свободны”, – сказала одна.

“Над воззванием можно еще поработать”, – сказала другая.

“Никаких воззваний, – сказала я. – Вы забираете курицу и никому об этом не говорите. Это остается между вами, курицей и Богом. Это единственное, что мне нравится в вас и той дури, которую вы творите в птичниках”.

“Откуда вы про это знаете?”

“Послушайте, – сказала я. – это моя ферма. Моя семья. Мы просто заберем их. Заберем ради того, чтобы забрать. А не для того, чтобы американцы могли посмотреть на нас в ютубе”.

“Но разве смысл затеи не в этом?” – спросили они.

“Смысл затеи в том, чтобы ими не пользовались. Хоть один час. Разве мы слишком многого просим? Мы забираем их не ради яиц, не ради мяса и не ради идеи, – сказала я. – Согласны?”

Они кивнули.

Я налила им еще по рюмке, мы вышли на палубу и стали смотреть на закат. Птицы рисовали неровные углы у нас над головой, и Рой наблюдал за ними с балки. Инспекторши натянули шапки на уши. Холодало.

Там, за рекой начинается погибшая цивилизация. Теряется в деревьях и тянется на две мили вглубь, после заражения эвакуировали всю деревню. Арматура, бетон, гнилая древесина, все подвиды семейства пластика, проломленные оштукатуренные стены, разрушенные и перекошенные тротуары, груды кирпичей. И напоминание о бывшем причале – бетонные столбики и несколько расщепленных досок.

Мой дом похож на затонувший корабль, который дотянули до противоположного берега реки и там оставили, наполовину ушедший под воду, с крышей из полосок стали. Частично лес, частично свалка, нечто вроде гнезда, свитого из мусора, который я насобирала тут же. Мой дом сливается с пейзажем, как делают некоторые животные и насекомые. Мимикрирует под то, что его окружает. Архитекторы целые жизни кладут на то, чтобы добиться подобного эффекта. “Ни единого домика, – думает посетитель, окидывая взглядом берег. – А, погодите-ка, там кто-то есть. Смотрите, огонек”. Мокрые листья, медленная вода, несколько деревьев, изгибающихся на фоне красного неба. Заражение в определенный час окрашивает воздух. Мой дом стоит, слегка накренясь, будто вот-вот опрокинется в воду, будто цепляется за землю, едва за нее держится. Будто кто-то сделал снимок в момент оползня.

Так о чем мы там говорили?

В: Об инспекторшах.

О: Ах да. Не могли бы мы сделать небольшой перерыв? Хочется немного размять ноги, уж какие есть.

В: Конечно.

О: Спасибо. О, так получше. Нам еще долго? Мне пора идти…

В: Вам торопиться некуда.

О: Где мы вообще, черт возьми, находимся?

В: Так сколько же времени инспекторы провели в вашем “доме”?

О: Довольно много. Сейчас прикину. Сначала мы разобрались с их ботинками.

В: С ботинками?

О: Да, я сказала: “Знаете, что, девушки? С ботинками вашими надо что-то делать. Нельзя ходить по фермам в таком виде”.

“А что