– А я снова поссорилась со своим парнем, – с тяжелым вздохом признается Адалин. Ее откровение не вызывает удивления. Я словно знал, что именно эти слова она и скажет, и именно с такой интонацией, пронизанной самоиронией, приправленной щепоткой жалости к себе.

– Все с тем же?

– Да, – она кивает в ответ. – Наши отношения опять зашли в тупик. А что не так с твоим «мертвым браком»? – спрашивает, не удержавшись от едкой колкости.

– По-моему, мы неисправимые неудачники, Снежинка, – зарываюсь в ее волосы, ощущая как пальцы тонут в шелковистом водопаде.

Теплая и тягучая сливочная карамель… Склоняюсь ближе, отодвигая в сторону кукольный домик. Вдыхаю колюче-снежный аромат. Мне чудятся нотки корицы, которой мама посыпала шарлотку и густой запах какао. Прислонившись щекой к мягким локонам Адалин, я листаю в памяти счастливые слайды из детства, внезапно наполнившие мой старый дом призрачными образами и ароматами.

– Кое в чем нам все-таки повезло, – ее шепот рассеивает чары, но ощущение колдовства никуда не исчезает. Я боюсь пошевелиться, чувствуя, как крошечная ладошка поднимается по моему плечу, обвивает шею, легким касаниями поглаживая затылок. – Мы снова здесь. Оба.

– Может к черту ужин? – хрипло спрашиваю я, забираясь под ее свитер и натыкаясь на еще одну преграду, а под ней еще. Столько одежды, Снежинка. Ты или жуткая мерзлячка или предвидела, что я захочу тебя раздеть в первые же секунды.

– Ты собирался куда-то идти, – опомнившись первой, она отстраняется, часто моргая.

– Я этого не говорил, – качаю головой, удерживая ее ладонь в своей. Тепло тонких пальцев перетекает в меня, кипящим потоком разливаясь по венам.

– Значит, я прочитала твои мысли или снова все придумала, – непринужденная улыбка расцветает на розовых, едва тронутых глянцевым блеском губах. Все мысли исчезают, оставляя потребность слизать клубничную сладость. Почему-то я уверен, что именно такой вкус почувствую, скользнув языком по ее губам.

– Я привезла рождественский кекс, – осторожно высвобождаясь, Адалин решительно поднимается на ноги.

– Глядя на тебя, я только он нем и думаю, – хрипло выдаю я. Девушка обхватывает себя руками, прячась от моего голодного взгляда. Я насмешливо выгибаю бровь, и она поспешно добавляет:

– Я сама его пекла. Хочу тебя угостить, Викинг, – в смущении прижимает ладони к пылающим щекам. – Если ты не против.

– Я не против. А кекс с поджарками? – двусмысленно ухмыляюсь я.

– С шампанским, – отвечает Снежинка, подзывая Балто. – Мы на кухню, а ты сделай уже что-нибудь с дверью сарая, пока ее не оторвало ветром.

Полчаса на ледяном ветру один на один с сорванными петлями действуют на меня самым отрезвляющим образом, вымораживают из головы романтичные бредни, которым я поддался, обнаружив потерявшуюся в лесу Снежинку. Не знаю, какими чарами обладает эта маленькая любительница танцев на льду и пробежек по вечернему лесу, но масштаб воздействия ее колдовских сил я уже дважды проверил на себе.

Если первое Рождество и его последствия действительно выглядят случайностью и с огромной натяжкой, но вписываются в рамки разумного и объяснимого. Хотя какой к черту разум? Нас обоих накрыло непреодолимым порывом взаимного влечения, возникшего из ниоткуда, но никуда не исчезнувшего на утро следующего дня. Исчезла только Снежинка. Растаяла, словно ее никогда и не было, вместе со своими вещами, учиненным бардаком в спальне, «переменами», грязной посудой и пустыми бутылками.

Я не могу самоуверенно заявить, что меня никогда не бросали женщины, но чтобы вот так… действительно впервые. Жена всегда уходила громко, устраивая целое светопреставление, рассчитывая, что я побегу ее возвращать или, как минимум, устрою дуэль с очередным соперником, а когда планы и ожидания Сил катились в тартарары, она закатывала новое шоу со спецэффектами – возвращение блудной раскаявшейся жены.

Почему я позволял ей оставаться – отдельная тема, не вписывающаяся ни в одни правила. В нашей нелёгкой и затянувшейся на десятилетия истории намешано слишком всего, чтобы я мог разорвать клубок одним днем. Но утром, двадцать пятого декабря я готов был это сделать.

Рассвет нового дня внезапно открыл горизонты, которых я не видел и не хотел замечать ранее, он показал мне будущее, где можно быть счастливым без оглядки в прошлое, без чувства вины и неудовлетворенности. Даже то, что мне пришлось начать день, махая топором на морозе, казалось символичным. Я словно отрубал, все, что тянуло меня назад, рождая ощущение бега по кругу. Щепки летели в стороны, изо рта рвался пар, по спине катился пот, все мышцы ныли от напряжения. И это было по-настоящему круто и мощно – чувствовать жизнь каждой порой, в каждом движении, вздохе, в каждой мысли и биении сердца.

Я искренне пытался восстановить в памяти тот момент, когда «застрял», но он неуловимо ускользал, стоило мне приблизиться. Я задавался вопросом, почему девушка, с которой я был едва знаком, смогла разбудить во мне острую и необходимую потребность перемен. И почему все в ней казалось мне таким… моим?

Что может быть глупее, чем поверить в волшебство на четвертом десятке? Я закоренелый реалист, циничный и в какой-то мере очерствевший в силу профессии. Когда год за годом сталкиваешься лицом к лицу с человеческими страданиями, болью, смертью, инстинктивно учишься выстраивать толстую крепость вокруг сердца, чтобы избегать эмоциональных атак. Нельзя сказать, что моя работа несет только негативные переживания. Это абсолютная ложь. Число моих пациентов, выздоровление которых, казалось, настоящим чудом, а на самом деле было совместным итогом усилий врача и пациента, в разы превышало тех, кого не удалось вытащить.

Но человек так устроен – боль оставляет в нашей памяти гораздо более глубокие метки, чем мгновения радости. Врут те, кто утверждает, что плохое быстро забывается. Покажите мне хоть одного человека, которого изменило счастье, и покажу вам сотни, кого изменила боль. Я видел их лица, когда они делали свои первые шаги, через физические страдания, после месяцев мучительных тренировок. И да, их глаза в эти моменты светились самым настоящим неподдельным счастьем, а я завидовал им, потому что очень давно не испытывал ничего подобного.

И я был уверен, что никогда больше не испытаю, пока одна маленькая Снежинка не провалилась под лед в канун Рождества прошлого года. Но Снежинки, как и все представительницы зимних сказок – ненадежный и быстро тающий народ. Всего несколько часов волшебства, испепеляющей страсти и сонного забвения в снежном плену, и моя сказочная гостья благополучно «слилась», как самые обычные представительницы прекрасного пола, предпочитающие сбегать от совершенных ошибок.

Я помню, как шатался по дому и его окрестностям в поисках хоть каких-то следов, намеков на то, что Адалин мне не приснилась и не нашел ничего, что внушило бы мне надежду, что я неправильно истолковал бегство Снежинки.

Мы тосковали вместе: я и мой старый пес. Балто уныло болтался за мной, печально заглядывая в глаза сочувствующим преданным взглядом, и понуро волоча опущенный лохматый хвост. Мы прождали «чудесного возвращения» до заката, а потом, собрав все свои вещи, я вернулся в город, решив забыть о бессовестно бросившей меня Снежинке.