Такими новостями, что я с ходу едва не вывалила на него весь запас моего великого и могучего.

– Джейсин, я думаю, ты должна знать. Мне непонятно, какое отношение ты имеешь ко всей этой истории, я не смею выпытывать, но… Ланлинь догадывается, где находится Мерцающая Звезда, и собирается идти туда. Я не могу отпустить ее одну, поэтому мы с Да Сьоном отправимся вместе с ней. И вот подумалось… Ланлинь против, но, возможно, ты захочешь пойти с нами?

Вот вам и здрасьте. И что ему ответить? А-а-а-а-а!

С одной стороны, он прав и отпускать гоп-компанию приключаться в одиночестве против всего мира, на который вдруг перестал действовать сломанный Пылинкин лотос, – это проще прибить их сразу, чтоб не мучились. С другой – меня в сюжете нет! И вообще… А с третьей, Гу Юнжень похмельем мучается, вместо того чтобы поспешать в лабиринт одновременно с Ланлинь. И это уже совсем нехорошо.

Даже не помню, что я там ответила Юань Шуаю, отказалась, конечно, но в каких именно выражениях – Сиян его знает. Мне с ними было нельзя, потому что разорваться я не смогу при всем желании, а объяснить спутникам, куда временами пропадает девчонка-слабосилка и откуда у нее такой волшебный рюкзак, что она то достает оттуда, то прячет в него чуть ли не целый город…

Короче говоря, если я хочу контролировать всех действующих лиц, мне придется изображать бэтмена-невидимку пополам с каким-нибудь фантомасом-супершпионом.

И первым делом таки тыркнуть в нужном направлении нерадивое главзло. Ей-богу, была бы возможность – я б ему лично пинка наладила под прекрасную задницу с родинкой сердечком. Но нельзя.

Значит, что? Значит, будем изображать высшие силы. Таинственные по самое не могу. Для этого нам нужен… нужен… так, где-то у меня на самом дне рюкзачка валялся… главное – достать, не вытряхнув ректора. Оп!

Божественный свиток. Сиян расщедрился. Ну, то есть на самом деле это всего лишь свернутая в рулон шелковая бумага высшего качества. Но напитанная самой крохой божественной силы. Уж не знаю, зачем наш боженька выдал мне сию редкость, потому как годилась она в основном только для красоты. Ну и чтобы пыль в глаза кому-нибудь пустить, намекнув на свои контакты с высшими небожителями.

Вот и пригодилось. Сейчас я изображу направляющий пинок для зла, даже карту ему нарисую, чтобы прицельно летел. Тут ведь еще одно удобство с божественностью свитка – он сам умеет перемещаться туда, куда я его пошлю, а после того, как адресат прочтет послание, свиток этот растает у него в руках и вернется ко мне, чистенький и готовый к следующей записи. То есть даже доказательств моего жульничества ни у кого не останется. Ну а Гу Юнженю придется надеяться на свою зрительную память, когда он полезет в лабиринт за Мерцающей Звездой.

Это чтобы жизнь медом не казалась. Впрочем, парень он способный, к иероглифам привычный, запоминать умеет хорошо. Справится.

Сказано – сделано. Набросав послание (и напустив туману), я нарисовала карту – ну, как сумела, так и нарисовала. Вообще-то, я и сама ее не очень точно помнила. Да, этот чертеж был частью заставки дорамы и, пока играла красивая вступительная песня, светился с экрана несколько минут. Не хочешь, запомнишь. Но не сказать, чтобы в точных подробностях. С этим Гу Юнженю придется разбираться самому. Главное, чтобы он понял, куда вообще предстоит лезть.

Закончив с писаниной и рисованием, я сосредоточилась, представив в подробностях главзло. Почему-то лучше всего вспоминалась та часть тела, которая с пикантной родинкой. Тьфу ты!

Ладно, если ему по заднице прилетит свитком – тоже годится. А я пока пузырики-следилки опять настрою. Надо же точно знать, дошло послание или нет. И достаточно ли оклемались эти двое пьяниц, чтобы понять его.

Глава 23

– Не-не, даже не рассчитывайте. Рабство отменили. – Я выдернула свой рукав из пальцев Ван Бохая. – Каникулы! Время отдыха. Я еду навестить семью и заняться своими делами. Лунный Новый год – семейный праздник, ты что, не знаешь?

– Но два месяца, назначенных господином главой… – попытался возразить Ван Бохай и горестно вздохнул, понимая всю бесполезность своих доводов.

– Законного отдыха меня никто не лишал, я даже на выходные сбегала от вас, как все нормальные ученики. – Аккуратно сложив стопочкой бамбуковые свитки со своими заметками, я устроила их на краю стола – сейчас выставлю помощника целителей и упрячу их в рюкзак. При посторонних я опасалась его развязывать, вдруг заметят что-то необычное. Оно мне надо, отвечать на всякие неудобные вопросы?

– Но как же производство мазей… и твои ученики?!

– Мои ученики тоже должны отдыхать, они еще дети! – хмыкнула я, с головой залезая в сундук и демонстративно бесстыдно начиная выкладывать из него то, что тут считается нижним бельем, – особо тонкие вышитые шелковые штанишки и рубашки.

– Шань Джейсин! – Ага, подействовало. Ван Бохай покраснел так, что от его ушей можно было спиртовку поджигать.

– Уже девятнадцать лет Шань Джейсин, – мирно отозвалась я, разглядывая на просвет пару нижних штанишек, на которых, как мне показалось, слегка расползлась вышивка. – Ага, все же надо новые… Так вот. Я тебе уже ответила на все вопросы, какого гуя болотного ты стоишь тут и бесстыдно таращишься на мое нижнее белье?

– Шань Джейсин! – уже в голос взвыл несчастный парень, отворачиваясь и едва ли не прикрываясь рукавом. – Да ведь это же ты его тут…

– Ну да, ну да. Это, если ты не понял, был тонкий намек. Очень тонкий, но очень явный. И если ты сию минуту не оставишь меня в покое, я тебе еще что-нибудь из сундука достану, пострашнее. Может, тогда дойдет уже! Брысь!

– Я расскажу господину главному целителю, пусть он сам приходит и с тобой разговаривает! – попытался отыграться по очкам помощник лекаря, предпринимая стратегическое отступление к двери. – Посмотрим, как ты ему…

– Ты думаешь, господин главный целитель не испугается моих ношеных подштанников? – с живым любопытством перебила я, отвлекаясь от увлекательной сортировки тряпочек в сундуке. – Ну, тогда я предъявлю ему письмо от моего отца, где он выражает недоумение тем, что младший ребенок, единственная и любимая дочь семьи Шань, вместо учебы в прославленной академии, за которую, между прочим, он заплатил немало денег, занимается мытьем полов в лечебнице и производит литрами мазь по два золотых за склянку. Из которых ей ни серебрушки не платят!

– Ты… ты… бесстыдница!

– Ага, я такая. А теперь еще раз и внятно: БРЫСЬ!

Ван Бохай аж шарахнулся к двери,