Принцессы встали. Я хотела было двинуться вслед за Мадлен, но та быстро прошептала:

— Нет, тебе надлежит идти первой. Ты ведь теперь жена нашего дофина.

Я глянула на Маргариту, и та печально кивнула. Склонив голову, я пошла вперед.

Проходя боковым приделом, я услышала, как придворные зашептались.

Траур был продлен сверх обычного сорокадневного срока. Король не появлялся на людях; его затворничество, а также отсутствие каких бы то ни было развлечений пробудили все мои прежние страхи. Ночами я едва могла сомкнуть глаза, терзаемая ужасным призраком возможного изгнания. Генрих не приходил ко мне, поскольку соблюдал траур по брату; и на первом нашем официальном выходе после окончания траура мы с ним сидели рядом чопорно и недвижно, словно восковые фигуры. Прием состоялся по случаю визита во Францию шотландского короля Иакова V — он прибыл, дабы укрепить союз между странами посредством брака.

Никто не мог предвидеть, что среди множества знатных дам, представленных Иакову на выбор, он отдаст свое сердце застенчивой Мадлен. То была, безусловно, великолепная пара. Мне оставалось гадать, не мог ли Франциск, даже поглощенный горем, втихомолку замыслить этот брак, прекрасно сознавая, как взбеленится воинственный Генрих VIII, король Англии, узнав, что его сосед-шотландец заполучил на супружеское ложе королеву-француженку.

Не прошло и месяца после прибытия Иакова, как мы уже стояли в покоях Мадлен и дамы из ее свиты суетились вокруг, внося завершающие штрихи в подвенечный наряд. Я своими руками прикрепила к венцу Мадлен плавно ниспадающую вуаль, а затем повернула ее к зеркалу. Девушка жадно впилась взглядом в свое отражение.

— Послушай, Екатерина, я так бледна! Может, стоит наложить румяна, те самые, что ты для меня приготовила?

— Только не сегодня, — покачала я головой. — Невесте пристала бледность.

— Не странно ли, как может перемениться жизнь? — Мадлен крепко стиснула мои руки. — Взять хотя бы нас с тобой: кажется, еще вчера мы сидели вместе в классной комнате, а теперь ты супруга дофина, а я скоро стану королевой Шотландии. — Она снова бросила взгляд на свое отражение. — Я всем сердцем надеюсь, что буду Иакову хорошей женой. Доктора говорят, что мое здоровье значительно улучшилось.

Мадлен рассеянно потеребила рукав платья, под которым виднелись кровоподтеки — следы недели кровопусканий, которые предписали ей доктора.

— Однако, — прибавила Мадлен, — говорят, суровые зимы Шотландии пагубны для легких, а ведь у меня всегда были слабые легкие.

— У Иакова довольно замков, тебе там будет тепло. — Я решительно отвела ее пальцы от шрамиков на руке. — А теперь, будь добра, успокойся! Сегодня твоя свадьба.

Ближние дамы дружно взвизгнули — в покои широким шагом вошел Франциск, сверкая великолепием наряда из золотой парчи.

— Стыдно, папочка! — попеняла ему Маргарита. — Мужчине негоже видеть невесту до венчания, это дурная примета.

— Чушь! Для жениха, может, и дурная, но отец — другое дело. — Франциск подошел к Мадлен. — Твой нареченный ждет. Ты готова, моя дорогая?

Мадлен взяла его под руку, и он украдкой бросил на меня обеспокоенный взгляд. Тяжесть недавней утраты до сих пор не изгладилась с его лица, и я знала, что он встревожен. Шотландия славилась суровостью климата и неукротимостью знати; каково придется нашей милой Мадлен вдалеке от родной Франции?

— Ее высочество, — сказала я вслух, — только что говорила нам о том, как она счастлива. Воистину, ваше величество, нынешнее событие — большая радость для Франции.

— Верно, — пробормотал он, — такая же, как твое прибытие, моя малышка. — И, сияя улыбкой, повернулся к Мадлен. — Поспешим же в Нотр-Дам!

После праздничных торжеств мы сопроводили новобрачных в Кале, откуда им предстояло отплыть в Шотландию. И вернулись в Фонтенбло, где Франциск внезапно рухнул без чувств.

Болезнь его ввергла двор в нешуточную панику. Придворные шептались, что участие в свадебных торжествах истощило силы короля и что у него вновь открылась язва в интимном месте, которая препятствовала нормальному мочеиспусканию. Несколько недель он провел в затворничестве, подвергаясь усиленному лечению разными снадобьями и страдая под их воздействием головокружением и слабостью.

Вместе с «маленькими разбойницами» я несла неусыпную стражу у дверей в королевские покои. Внутрь нас не допускали, и мадам д'Этамп оставалось лишь метаться по коридорам дворца, не будучи в силах помочь человеку, от которого зависело все ее существование. Когда наконец объявили, что его величество идет на поправку, она облачилась в самое роскошное свое шелковое платье, украсилась драгоценностями и стала ждать, когда король призовет ее.

Однако, к нашему общему большому удивлению, первой Франциск пожелал видеть меня.

Он лежал в постели и, когда я вошла, открыл остекленевшие от жара глаза.

— Малышка, ты сменила духи.

— Я изготовила их сама, — пояснила я, поднеся к его лицу запястье. — Экстракт жасмина, амбры и розы.

— В высшей степени французская смесь. — Франциск слабо улыбнулся. — Уж если ты берешься за что-то, то всегда доводишь дело до конца. Меня восхищает твоя настойчивость. Быть может, вскоре ты добьешься успеха и в том, чтобы подарить мне внука?

— Да, — прошептала я.

И ничем не выдала страха, хотя понимала, что в этих словах короля заключено предостережение. Рано или поздно он умрет, и я останусь одна в окружении враждебного двора. Мне надлежит обеспечить продолжение рода Валуа и доказать, что я достойна быть королевой.

Я держала его за руку, глядя, как он понемногу погружается в сон. Мне бы следовало ужаснуться при мысли, что блистательный властелин, который наперекор всему приютил меня под своим кровом, теперь неумолимо приближается к концу жизни.

И все же я была способна думать только об одном — о преграде, которую мне предстоит преодолеть.

К середине лета Франциск окончательно поправился, и началась война с императором Карлом V Габсбургом за Миланское герцогство. На сей раз во главе армии встали коннетабль, его племянник Колиньи и мой муж, а королевский двор разместился в Сен-Жермене, поближе к надежным стенам Парижа.

При первой же возможности я в одиночку тайно выбралась в город и посетила Козимо. Он был безмерно рад меня видеть и тут же провел в комнату на верхнем этаже дома, тесно заставленную шкафами с множеством склянок, колб и книг, точь-в-точь как во флорентийском кабинете его отца. На потолочных балках комнаты были развешаны клетки с птицами.

— Госпожа моя! — Козимо поклонился с преувеличенной услужливостью. — Своим посещением ты оказываешь мне великую честь.

— Козимо, ты выглядишь так, словно целый месяц не ел и не выходил на свежий воздух. — Я окинула его взглядом. — Искренне надеюсь, ты не сидишь, затворившись в этой комнате, днями напролет. Одной магией, знаешь ли, сыт не будешь.