– Кабы не заслуги твои боевые да кабы ты лично князю нашему жизнь не спас в последнем походе, сидеть бы тебе давно в темнице из-за дочки твоей. Доколь будут мужи почтенные выходки девчонки дерзкой терпеть? Уж больно много воли ты дочери дал. Слыхал, какие по городу слухи ходят? Мой тебе приказ: коль не хочешь дочь на костре увидеть, а сам в тюрьме оказаться, выдай ее замуж. Сроку тебе даю три дня.

Тут надобно сказать, что сын воеводский тоже намерение имел к Василине посвататься, да папаша ему запретил строго-настрого, видя, как она женихов позорит. Так что был в его словах умысел тайный. Женихов-то Василина всех поразгоняла, где же Пров за три дня приличного парня дочке найдет? Тут и будет у сынка шанс красавицу неприступную заполучить. А уж ведьма она, не ведьма, в хороших-то руках и ведьма шелковая.

Вышел Пров от воеводы, голову повесив. Думы одна горше другой его одолевали. Не хотел он дочку за кого попало замуж выдавать. Никого, кроме нее, не было у Прова: жена умерла давно, а Василина с малолетства повсюду за отцом следовала, на коне сидела не хуже опытных наездников, с оружием умела обращаться почище любого ратника. Пров-то раньше все о сыне мечтал, вот и воспитал дочку как наследника своего. Только в городе свои порядки. С тех пор как осели они в Заполье, не было у Василины той свободы, к которой она привыкла. И до того она была на девиц местных не похожа, что ее тут же в ведьмы записали. Вздохнул горько Пров, аж слезы на глаза навернулись. Но вояка он был старый, закаленный, долго унынию предаваться не привык. Пришел к дочке, стал с ней советоваться, а красавица и говорит:

– Ты, батюшка, не горюй, а вот что сделай. Объяви, что тому дочь в жены отдашь, кто коня твоего от хвори избавит да одно мое задание выполнит. По крайней мере, хоть Ветру поможешь, а я тем временем над заданием подумаю.

– Как же тебе такое в голову-то пришло? – изумился Пров.

– А ты почаще сказки Афонины слушай, – смеется дочка, – там мудрости много.

Послушался сотник дочку. Думал, охотников мало найдется. Ан нет, с утра самого к дому сотника очередь из женихов выстроилась.

Афоне невмоготу было на все это смотреть, вышел он из дома, пошел куда глаза глядят. Дошел до реки, спустился по бережку крутому прямо к самой воде. «Утопиться, что ли?» – глядя на воду, думает. Вот как тоска любовная молодца одолела. Вдруг слышит, кряхтит кто-то рядом, жалобно так. А это бабка-знахарка по воду пошла, пытается ведерком водицы из реки зачерпнуть, да никак не может. Старая уже, немощная. Пожалел Афоня бабку, набрал ей воды да наверх, в гору отнес, к избенке ее ветхой. Бабка ему и говорит:

– Хоть и прогнал меня сотник, а я ему правду сказала, на коня-то порчу навели. Вижу я, молодец, твою кручину, хотела бы тебе помочь, да не в моих это силах. Знахарка я, травами лечу, колдовством не занимаюсь. Но в благодарность за помощь твою подскажу, к кому обратиться. Тут только черт лысый помочь может. Через реку переправься, там тропинка, что от реки вьется да в лесу пропадает. Иди прямо по ней, да смотри, с пути не сбейся, по сторонам головой не крути и не оглядывайся. Кто бы тебя ни окликал, не отвечай, рта не открывай, покуда не дойдешь до лесной избушки. Там черт лысый и проживает, Захаром его кличут. Сумеешь с ним поладить – поможет он горю твоему. Только помни, черт он черт и есть. Если решишься у него помощи просить, будь готов его перехитрить да обыграть.

Поклонился Афоня старушке, за совет поблагодарил, снова к реке спустился. Сидит, думу думает. Никогда еще не приходилось сказочнику с нечистой силой дела иметь, боязно. А с другой стороны, думает, что мне терять? Только что утопиться хотел, так не лучше ли попытаться жар-птицу счастья своего за хвост ухватить. Подумал так, стал искать переправу. Денег-то у Афони не было лодочнику заплатить. Так он, по обыкновению своему, начал историю рассказывать да на самом интересном месте умолк.

– Ну, что же ты, – торопит его лодочник, – дальше давай.

– Так ты меня перевези, – отвечает Афоня, – а я тебе по дороге и доскажу.

Перевез его лодочник, не ругался, еще и доволен остался, так ему история понравилась.

Сказочник все сделал, как старушка советовала. По тропинке быстро шел, почти бежал, смотрел лишь вперед да под ноги себе, а вокруг него лес своей жизнью жил. И не поймешь, то ли игривые солнечные лучики в густой листве прыгают, то ли чьи-то глаза за Афоней наблюдают, то ли ветер листвой шуршит, то ли за спиной шаги осторожные слышатся. Птаха лесная поет, заливается, а сказочнику звонкий девичий смех чудится, да словно кто-то его по имени зовет: «Афоня, а Афоня! Куда спешишь так? Поболтай с нами!» Но не оглядывается парень, а все вперед торопится. Наконец, расступился лес, и вышел Афоня на поляну. Тут и тропинка кончилась. Видит Афоня, стоит избушка бревенчатая, небольшая, но крепкая. Перед избушкой на пеньке сидит мужичок, корзинку из прутьев плетет, да так быстро, что Афоня за его руками следить не успевает.

– Чо надо? – буркнул мужичок недовольно, не отрываясь от своего занятия.

– Это ты Захар? – поздоровавшись, спрашивает Афоня.

– Ну, я.

– Пришел я у тебя помощи просить, – молвит сказочник, а сам думает, что вид у мужичка самый что ни на есть обыкновенный: ни тебе рогов, ни шерсти, ни хвоста. Хотя рога-то могут и под шапкой прятаться. Неужто взаправду черт?

Захар тем временем плести корзинку закончил и усмехнулся:

– Ну, коль пришел, заходи.

Поднялся он с пенька, Афоня подивился, ну, здоров мужик! Ростом не выше Афони, но в плечах раза в полтора шире, руки с кулачищами пудовыми аж до колен свисают, выглядит неповоротливым, как кузнец деревенский Михей, а двигается легко, словно танцует. Такому лучше на темной дорожке не попадаться. Сказочник даже засомневался, не зря ли в лес пожаловал. Вошли в избу, Захар шапку снял, а под ней рогов никаких не оказалось, только голова лысая, как коленка, гладкая да блестящая. Хотел Афоня сразу к делу приступить, только рот открыл, а хозяин от него уже отмахивается:

– Да знаю я твое дело, небось к дочке сотника посвататься хочешь, а как это ловчее обстряпать, не знаешь, вот и приперся помощи просить. Думаешь, ты первый, что ли?

– Да кто я такой, чтобы к Василине свататься? – Афоня так разозлился, что даже про страхи свои позабыл. – Я простой парень деревенский, а она первая в городе красавица, самого сотника дочка. Я коня вылечить хочу, тем и Василину от неволи избавлю.

– Чай, не в рабство красавицу твою продают, – ворчливо заметил Захар.

– За нелюбимого выйти – та же неволя.

– А тебе что ж за радость спасать ее, коль свататься не намерен?

– А я, – улыбнулся Афоня мечтательно, – как раньше на красу ее любоваться буду, голос ее нежный слушать, сказки свои ей сказывать, о большем и не помышляю.

– Что ж, – хмыкнул в бороду Захар, – коль явился, так слыхал, поди, я просто так ничего не делаю.

– Да нет у меня ничего, – потупился парень.

– А уж об этом не тебе судить, – снова хмыкнул лысый черт.