А ещё зэкам нравилось говорить друг другу шутки ради: «Сегодня «Собаку» кубиками – имелись ввиду «Maggi», которые младший любил до самозабвения – кормил. Жрёт падла и тащится!» или: «Смотри, сегодня на аллее «Собаки» – прихвати с собой конфет или кубиков на прикорм!».

Работали они в одну смену и на их дежурстве зэки особенно старались ни с чем не попасться. И на то были свои причины – будучи не слишком умны, они компенсировали недостаток извилин избытком физической силы и применяли её по любому поводу. А зачастую и без. Тот, кто попадал к ним в лапы, заранее был уверен, что придётся поработать в качестве макивары. А младший ещё и за мошонку мог ухватить. Просто так, ради прикола. Хотя объяснял свои действия тем, что зэк может там что-нибудь запретное спрятать… Короче, сутки проходили у них, да и у зэков на их дежурстве тоже, весело.

Правда, не брезговали «Собаки» и откупом. В ход шло всё: сигареты, чай, кофе, колбаса, сало, печенье с конфетами. А младший из них, как уже упоминалось ранее, очень любил обыкновенные бульонные кубики «Maggi», которые мог пожирать в сухом виде в немыслимых количествах. Благо, что зэкам эту ерунду присылали почти в каждой посылке. Он и дежурил всегда только по жилзоне. Хотя обычно контролёры по очереди работали то в жилой, то в производственной зоне. Вёл он себя так потому, что в промышленную зэки шли работать и не брали с собой запас кубиков, да и ходили там в промасленной робе, которую не очень-то приятно было прощупывать в случае обыска – пачкать свои белы рученьки.

А тут всегда можно было поживиться, не замарав рук. Главное – найти подходящего зэка и повод к нему придолбаться. Впрочем, вполне можно было обойтись и без повода, если очень хочется. Единственным недостатком была близость начальства – комната контролёров была на первом этаже, а кабинеты офицеров располагались этажом выше. Но начальство если и начинало какой-то разговор с одной из «Собак», то только ради потехи, ну или когда давало команду «Фас!». Разговор на любую другую тему более продуктивным получился бы с каким-нибудь дворовым «Шариком».

А уж когда в зоне выдавали посылки – происходило это раз в неделю, по средам или четвергам – контролёры, и не только «Собаки», крутились возле окошка выдачи посылок, высматривая себе «жертву». Смотреть было противно как свободный человек выпрашивает кусок у зэка, которому мать или жена выслала посылку, сэкономив на себе…

Нет, они, конечно, ничего не отбирали. Но и отказать контролёру мог не каждый – а вдруг завтра придётся столкнуться с ним по какому-то вопросу? Впрочем, в случае с «Собаками» нельзя было рассчитывать на их долгую память – она из их голов испарялась быстрее, чем проглоченные кубики из желудка. Да они и не обещали ничего, просто давили беспримерной наглостью…

… Раз в год, обычно весной, в колонии устраивались «маски-шоу». Звучит это довольно забавно, но только для непосвящённых. А зэки обычно заранее знали об этом дне и не особенно радовались. Дело в том, что в такой день в зону через центральные ворота заходило около полусотни бойцов в маскировочных костюмах и обязательно в масках, чтобы впоследствии нельзя было опознать лица и предъявить какие-то претензии. Подразумевалось, что заходят бойцы ОМОНа, но на самом деле в таком представлении участвовали в основном контролёры других колоний, ну и несколько местных «энтузиастов». «Собаки», например, ни одного такого представления не пропускали. Ещё бы, ведь можно было безнаказанно отлупить дубинкой любого зэка. Всё равно лица за маской не видно – твори, чего душа желает. А у «Собак», особенно у младшей, душа скромницей не была. К тому же, самоуправствовать можно было в любом месте колонии.

Больше всего в такие дни страдали те, кто на тот момент находился в изоляторе – их порой избивали до полусмерти. Но доставалось и тем, кто незадолго до этого ухитрялся попасть в поле зрения братьев-контролёров. Чувствуя себя безнаказанными, они творили чёрное. Наверное, так бы и продолжалось год за годом, но во время одного из шоу младшая «собачка», будучи под маской, решила подать голос – эмоции захлёстывали. Ну а «собачий лай» с лёгкостью мог узнать любой зэк в этой колонии. С тех пор братья стали осторожничать и, по крайней мере – в те годы, когда Саня ещё оставался в колонии, уже не наглели без особой причины.

Именно их смену и направила тогда начальница спецчасти для «приветственной» беседы с вновь прибывшими. Особое внимание им было велено уделить Сане. И те постарались от души – в карантинном помещении они завели вновь прибывшего в отдельную комнату и там начали футболить его от стенки к стенке, мотивируя своё поведение статьями, по которым он был осуждён. Продолжалось это до тех пор, пока Сашка не отключился. Тогда они привели его в чувство, облив холодной водой, а потом продолжили, но уже при всех, чтобы прибывшие по этапу отчётливо разглядели – сила в этой зоне за представителями администрации, вне зависимости от их умственных способностей. А зэки обязаны беспрекословно выполнять все их прихоти. Исключение, и то – весьма условное, делалось только тем, кто был материально обеспечен и охотно делился своим достатком.

Что касается братьев Вонис, то они были особенно падки на левый кусок. Причём, им было совершенно всё равно – конфетка ли это, бульонный кубик, пачка сигарет или замусоленная «двадцатка».

Впоследствии старший уволился, а младший продолжал преследовать Сашку до конца его срока по одной простой причине – когда-то ему скомандовали «фас!», а отменить команду забыли. И теперь, стоило ему только увидеть где-то Сашку, и в его голове загоралась «красная лампочка». Это было заложено на уровне тщательно отработанного условного инстинкта. Слюнки, правда, при виде добычи у него не бежали, но глазки загорались радостным огоньком. Но радость эта была недобрая и ничего хорошего не предвещала. А иногда он мог сделать вид, что не видит Сашку и пройти мимо. Но за этим следовал мощный удар. В спину или по спине, кулаком или ладошкой – зависело от настроения.

Оставил он Саню в покое только после инсульта последнего, старательно делая вид, что не замечает полупарализованного калеку. «Что ж, – подумал Саня, – значит, что-то человеческое ещё осталось в этой сотне килограмм ходячего безобразия!»…

…Если братьев попытаться сравнить с настоящими собаками, то самой подходящей породой, пожалуй, был питбуль – с таким же непроницаемым видом они бродили по аллее, готовые в любой момент напасть и разорвать, вцепившись мёртвой хваткой. Не трогали они только тех, за чьей спиной чувствовали мощную силу кого-то из офицеров, или видели объёмистую торбу, в том числе – с бульонными кубиками.

Да и касалось это, в основном, младшего братца – старший был умнее, а потому сговорчивее. Потому и покинул колонию, найдя себе более подходящее место. А младший так и остался – где бы ещё он мог выставить себя таким царём? Ведь он и читать-то толком не умел и когда приходил на барак делать проверку, а в этом случае ему приходилось зачитывать по карточкам фамилии всего отряда, то смеялись все. Даже те, чьи фамилии он безбожно коверкал. С грамотой у него было туго, поэтому докладные писать он не любил и ограничивался другими видами влияния – устным и физическим. Причём предпочтение отдавалось последнему, т. к. устное требовало больших мозговых усилий.