Я смотрю на сеть и едва не улыбаюсь. Это паутина из проволоки и стекла. Металл сплетается с осколками, скручивается и создает смертельную клетку. Чудовищную и прекрасную.

Внутри воет сирена.

— Она умна. — Элиан подходит ко мне. — Обычно звон настолько выбивает их из колеи, что я просто жду возле сетки, а они сами влетают в ловушку. Но не эта. Она не вплыла, пока я не забрался внутрь.

Экипаж грудится вокруг с оружием наизготовку.

— Она пыталась тебя перехитрить, — замечаю я, и Элиан усмехается.

— Она может попытаться быть умнее, но никогда не будет быстрее.

Вот так высокомерие. Презрительно фыркнув, я поворачиваюсь к существу, запутавшемуся в паутине. Мне почти не терпится посмотреть на сирену настолько глупую, чтобы угодить в подобную ловушку, но при виде ее лица в животе моем зарождается неведомое прежде чувство.

Я ее знаю.

Гладкий угольный хвост елозит по палубе. К щекам липнут льдисто-черные волосы, а ногти заточены, будто ножи. Она рычит, обнажая клыки, и яростно бросается на проволоку. На заднем плане гудит сонар, и всякий раз, когда мне кажется, что сирена вот-вот запоет, она лишь скулит. Я подхожу ближе, и она щурит глаза. Один карий, другой синий с кровавыми разводами. Перечеркнутый шрамом, что тянется к губе.

Мейв.

— Осторожнее. — Элиан удерживает меня за руку. — Они смертельно опасны.

Я поворачиваюсь к нему, но он не отрывает глаза цвета водорослей от сирены, и взгляд его острее ее когтей.

— Aidiastikó gouroúni, — рычит Мейв.

«Мерзкая свинья».

Ее слова в точности повторяют те, что произнесла я после спасения.

— Успокойся, — велю я и морщусь, осознав, что все еще говорю на мидасане.

Когда наши взгляды встречаются, в глазах Мейв я читаю все ту же ненависть, что мы всегда испытывали друг к другу. При этой мысли я почти смеюсь, ибо неприязнь ее столь сильна, что она нашла меня даже в образе незнакомки.

Мейв сплевывает на палубу и произносит на псариине:

— Грязная человеческая дрянь.

Я инстинктивно бросаюсь вперед, но Элиан хватает меня за талию. Я яростно пинаюсь, отчаянно желая добраться до дерзкой твари. Сирена или нет, оскорблять себя я не позволю.

— Тише, — голос Элиана приглушен моими волосами. — Если так хочешь умереть, один из нас справится с этим куда аккуратнее.

— Отпусти ее, — смеется Кай. — Хочу посмотреть, чем это кончится.

Я извиваюсь перед Элианом, царапая его руки будто зверь, коим и являюсь.

— После того, как она только что меня назвала, — шиплю я, — это кончится ее сердцем, размазанным по палубе.

Мейв гогочет и складывает из пальцев круг. Оскорбленная, я могу лишь пучить глаза, а она смеется все громче. Этот жест предназначен для самых низших существ. Для русалок, что умирают на дне, когда хвосты их в наказание придавливают к песку. Для людей, недостойных даже существовать рядом с сиренами. В отношении особы королевской крови этот жест карается смертью.

— Убей ее, — негодую я. — Áschimi mikri skýla.

— Человеческое отребье! — кричит Мейв в ответ.

Элиан изо всех сил пытается меня удержать, дыхание его обжигает мне шею.

— Что ты сейчас сказала?

— Грязная тварь, — перевожу я на мидасан. — Tha sas skotóso.

«Я убью тебя собственными руками».

Я уже почти на свободе, но, отпустив мою талию, Элиан тут же хватает меня за плечи, разворачивает и прижимает к двери на нижнюю палубу. Затем наклоняется, и дыхание его пахнет черными рыбацкими сладостями.

Я отталкиваю его, выворачиваюсь, но принц слишком быстр даже для меня. Он преграждает путь, вновь толкает меня на лакированное дерево и упирается рукой в обшивку возле моей головы, словно запирая в клетку.

— Ты говоришь на псариине.

Голос у него хриплый, а глаза темны, как кровь, что сочится из повязки на его руке. Команда за его спиной внимательно следит за Мейв, но чуть ли не каждую секунду тайком косится на нас. Я обезумела и забылась. А может, наоборот, вспомнила, кто я есть. Я ругалась на родном языке, будто ничего естественнее нет в мире. С человеком бы такого не случилось.

Элиан так близко, что, прислушавшись, я могла бы услышать стук его сердца. Если я успокоюсь, то наверняка почувствую пульсацию воздуха между нами. Я опускаю взгляд на его грудь: шнуровка рубашки ослабла, не скрывая полукруг отпечатков ногтей. Мой прощальный подарок.

— Лира, — говорит Элиан. — Надеюсь, у тебя есть очень хорошее объяснение.

Я пытаюсь придумать ответ, но краем глаза замечаю, как затихает Мейв при упоминании моего имени. Вдруг она прищуривается, подается вперед, и сеть впивается в ее ладони.

Я шиплю, и она отползает прочь.

— Prigkipissa!

«Принцесса».

Мейв трясет головой. Она была готова умереть от рук пиратов, но теперь смотрит в глаза своей принцессе, и страх наконец осеняет ее лицо.

— Ты ее понимаешь, — делает вывод Элиан.

— Я много чего понимаю.

Я отталкиваю его, и он жестом велит команде пропустить меня к пленнице.

— Parakaló, — кричит та, когда я приближаюсь. — Parakaló!

— Что это значит? — спрашивает Мадрид.

Она, как и весь экипаж, направляет свое оружие на Мейв. Люди прячутся за мечами и пулями, ибо не наделены врожденной силой для самозащиты. Но в отличие от других Мадрид держит не простой пистолет. Где-то по пути она сменила арбалет на нечто более смертоносное. Отполированное до золотого блеска ружье с торчащим из ствола длинным черным гарпуном, наконечник которого будто окунули в чистейшее серебро. Но, несмотря на столь замысловатое оружие, Мадрид не стремится атаковать. Судя по виду, она бы предпочла не марать руки кровью.

Повернувшись к Мейв, я наблюдаю, как страх наполняет ее глаза. Мы друг друга никогда особо не жаловали, но лишь недавно стали считаться врагами. Точнее, Мейв сочла меня своим врагом, а я с радостью приняла комплимент.

Я смотрю в ее разноцветный глаз, окровавленный и омраченный шрамом. Не так давно я ослепила Мейв тупым концом коралла. Теперь, когда она моргает, правый глаз остается открытым. Оглядываясь в прошлое, я не могу вспомнить, почему так поступила. Возможно, Мейв сказала или сделала что-то, что мне не понравилось, и я решила ее наказать. На самом деле это могло быть что угодно, без разницы, потому как больше всего на свете я хотела причинить ей боль. Заслуженно ли, или без причины. Я хотела услышать ее крик.

Таков океан. Неумолимый, безжалостный. Наполненный бесконечной жестокостью, за которую никому не воздастся. Было время, когда я только и мечтала убить Мейв, но, опасаясь материнского гнева, бездействовала. И вот еще один шанс. Пусть даже не убить, а лишь наблюдать, как это сделает кто-то другой. Враг моего врага.