– Знаете, здесь курить нельзя.

Я поднял руку.

– Вот сигарета.

– Я вижу. Здесь курить нельзя.

– А, извините, – произнес я. – Я думал, можно, потому что я стою на открытом воздухе.

– В пределах системы метрополитена курить запрещено.

– Ну ладно.

Во Франции никому не запрещают курить на открытом воздухе. Я вдруг почувствовал себя очень далеко от дома – я не знал здешних правил. Если я брошу сигарету наземь, мне, наверное, велят поднять ее, а может быть, отправят в тюрьму или депортируют.

– Куда выбросить? – спросил я.

– Просто бросьте, – ответил полицейский, и я подумал, что сам избавился бы от сигареты каким-нибудь более приемлемым образом.

Затушив окурок, я заметил на земле и другие бычки и решил, что мне просто не повезло.

– Вы англичанин? – спросил полицейский.

– Да.

– По акценту слышно. Только что из Лондона?

– Да, – солгал я, поскольку решил, что это проще, чем объяснять, что на самом деле я живу в Париже и уже много лет не был в Лондоне.

– У вас с собой документы?

– Да, сейчас.

Пока я искал паспорт, полицейский объяснил:

– Я просто хочу проверить – если вы только что прилетели из Лондона, значит, вы просто не знаете правил, и тогда я не буду выписывать вам штраф, потому что, наверное, у вас по-другому.

– Я только что прилетел, – заверил я и понадеялся, что в моем паспорте ничего не сказано о том, что на самом деле я прибыл из Парижа, а не из Лондона. Тогда стало бы ясно, что я вру. Полицейский посмотрел на анкету, приколотую к паспорту.

– Ладно, вам повезло, потому что вы только что прилетели, поэтому обойдемся без штрафа.

– Спасибо.

– Но в следующий раз обязательно выпишу.

– Да, я понимаю, больше не буду курить в метро, потому что теперь знаю – это запрещено.

– Запрещено курить где бы то ни было в пределах системы метрополитена.

– Я не буду курить там, где сажусь на поезд, ну и в поезде тоже.

– Слушайте, я просто выполняю свою работу и слежу, чтобы все соблюдали закон. Если все соблюдают закон – никаких проблем, я счастлив. Вы только что прилетели, поэтому я вам объясняю, но в следующий раз не рассчитывайте на везение.

– Да, конечно. Спасибо.

– Поэтому будьте внимательнее.

– Непременно. Спасибо.

– Так что учтите.

– Обязательно.

– Приятного дня.

– Спасибо. Вам тоже.

Потребовалось немало усилий, но в конце концов я оставил последнее слово за собой. Зачем мне непременно понадобилось это делать? Кот решил бы, что я безнадежен.

Когда я прибыл на Вторую авеню, было уже светло; выйдя из метро, я оказался в Нью-Йорке, весьма разочарованный тем, что он выглядит не так, как я ожидал. Я думал, что попаду в лес головокружительно высоких зданий, ну или, по крайней мере, увижу парочку небоскребов – не рядом, так хоть в пределах досягаемости. Но дома вокруг были не выше, чем в Париже. Более того, город, который никогда не спит, оказался закрыт на ночь. То ли Нью-Йорк изменился, то ли Фрэнк Синатра лгал.

Я понятия не имел, в какую сторону идти, но не волновался, потому что знал: у улиц есть номера, и в такой простой схеме сориентируется любой дурак. Я предположил, что нахожусь где-то на восточной стороне Манхэттена, и поискал названия улиц. Оказалось, что я стоял на пересечении Ист-Хьюстон-стрит (впоследствии я обнаружил, что она, бог весть почему, произносится «Хаустон») и Аллен-стрит, что положило конец моим представлениям о том, что в Нью-Йорке можно руководствоваться исключительно номерами. Но, поскольку я все равно не знал, куда идти, это не представляло проблемы.

По ту сторону огромного перекрестка Аллен-стрит превращалась в Первую авеню. На боковых улицах появились номера, начиная с первого, и я двинулся вперед, полагая, что сниму номер в первом же недорогом отеле, какой встречу. Через час я добрался до Сорок второй улицы и понял, что до сих пор шел, отключив мозг – автоматически отсчитывал кварталы и не искал отелей. От усталости мне стало жаль самого себя. Справа я увидел воду, поэтому повернул налево, и Нью-Йорк быстро превратился в многоэтажный мегаполис в моем воображении.

Центральный нью-йоркский вокзал – несомненно, самый красивый на свете. Ничто другое не в состоянии соперничать с его оранжевым мраморным великолепием. Я решил посидеть. Центральный вокзал щеголял архитектурной красотой, но не сиденьями (по крайней мере, на первый взгляд). Поблуждав минут десять, я спустился на нижний ярус, где был ресторанный дворик с большими удобными креслами, сел и закрыл глаза.

Я нашел Интернет-кафе и наткнулся на веб-сайт отеля, который выглядел прилично, стоил разумно и находился в Ист-Виллидж. Я позвонил и забронировал номер. Портье сообщил, что заселение с двух. Я отправил Бабочке письмо: «Я на другом конце света и устал как собака. Сам не знаю, что я здесь делаю. Куда мне идти, Томоми Ишикава? Я заблудился».

До двух оставалось пять часов, и я подумал, что сойду с ума, если в следующую минуту не лягу в постель. Некоторое время я брел на юг, затем свернул на восток, в ту сторону, где, по моим предположениям, находился отель, и наконец, проделав примерно сто двадцать миль, выбрался на красивую улицу под названием авеню А, которой не было место на моей воображаемой карте Манхэттена.

Я дошел до большого сквера с деревьями, сел на скамью и уставился в никуда, ощущая утро всем телом и жалея, что со мной нет багажа. Потом я занял положение поудобнее, пристроив голову на спинке скамьи, и вскоре уже лежал, подперев щеку рукой и подобрав ноги. Рука служила мне подушкой, а теплый воздух одеялом. Я смотрел на деревья и облака и принуждал их плыть быстрее, чтобы поскорей оказаться в постели. Не хотелось даром тратить драгоценное время, но тело отказывалось служить.

Через час или два – бог весть – я встал, забрел в бар со столиками на улице и попросил горячий шоколад. На углу я заметил табличку «Томпкинс-сквер». Я знал это место, Бабочка писала о нем. Возможно, скамья, на которой я лежал, была та самая, на которой она сидела вечером 11 сентября 2001 года в ожидании незнакомца.

Без десяти два я уже стоял у стойки регистрации в отеле. Пожилой мужчина протянул мне ключ и указал в нужную сторону.

– Обычно я днем не работаю, – сказал он. – Я дежурю по ночам.

Я попытался выказать интерес, но сил не было разговаривать, и он не настаивал. Я извинился, сказал, что устал, и отправился на поиски своего номера. Даже если это была самая милая гостиница из тех, где мне доводилось жить, я слишком измучился, чтобы ее оценить. Я просто принял душ и лег спать.

Стало жарко, и я проснулся в незнакомой комнате. Внутренние часы не работали, но солнце светило прямо в занавески. Пускай все номера отелей отличаются друг от друга, но у них есть что-то общее – трудно сказать, что именно, но ты это понимаешь, как только просыпаешься.