налететь жаркому пустынному ветру, и нет их, песочных холмиков. Путниц несли сами ноги. Оазис давно уже исчез из виду, словно его и вовсе не встречалось на пути.

Глава 20

Глава XX .

Прошло много бесконечных часов. Солнце, даже клонясь к закату, продолжало жечь измученные тела, и в лицо дул изнуряюще горячий ветер. А потом как-то незаметно наступила ночь, холодная беззвездная. Девочки замерзли, ведь на них были только длинные рубахи и шаровары из тончайшего прозрачного шелка да остроносые туфли на босую ногу. Когда-то они уже шли по пустыне и помнили, что останавливаться нельзя, нужно идти, пока есть силы. И они шли, чтобы согреться, не ощущая уже страха перед окутавшими их темнотой, тишиной и холодом.

Порой, когда земля уходит из — под ног, когда все вокруг крушится, пылает, кипит и, кажется, нет уже шансов на спасение, где-то там, в недрах маленькой обессилевшей души, продолжает теплиться крошечный огонек— надежда, не покидающая нас до самого последнего мгновения….

Они шли три дня и три ночи. Три безумно жарких дня и три безжалостно холодные ночи. Они шли, почти ни о чем не говоря, не останавливаясь надолго. Лишь когда спадала жара, они делали короткие остановки, чтобы несколько часов поспать на еще теплом песке. Просыпались они от холода и, чтобы согреться, продолжали идти в кромешной мгле, веря только своим ногам, выбирающим дорогу. Ни одна звезда не светила им с неприветливого неба, но они смирились со всем доставшимся на их долю и научились просто идти и идти вперед.

Солнце четвертого дня их доконало. То ли оно светило жарче, чем прежде, то ли у измученных путниц совсем не осталось сил. Первой упала на горячий песок под жестокими лучами палящего солнца Марта. Но и тогда она не остановилась, а поползла вперед. Мэйми видела мир сквозь черную слепящую пелену, но едва передвигая ноги, преодолела еще несколько мучительных шагов, уже не ощущая безжалостно жгущего солнца, а потом тоже упала и поползла. "Пустыня не есть пустота", — прошептали ее запекшиеся губы. Больше ничего Мэйми не почувствовала, проваливаясь в душную бездонную черноту…

…Марте чудилось, что ее мягко качают волны теплого моря, а сама она лежит на дне лодки. И эту лодку никуда не уносит, потому, что нет течения, и весел тоже нет. Да и зачем они, эти весла? Ведь никуда не хочется плыть. Так приятно лежать без движения в лодке, вдыхая запах дерева и смолы, и щуриться, сквозь ресницы пытаясь глядеть на солнце. А волны ласково качают тебя, качают… Только зачем так громко кричат на берегу какие-то незнакомые люди? И разве берег так близко? Уплыть бы подальше от него и этих резких гортанных выкриков. Все таки жаль, что нет весел… А голоса все ближе и ближе…. Разве у них тоже есть лодки?…

Марта открыла глаза. Голоса? Лодки? Здесь, среди бескрайних песков? Но голоса слышались явственно. И это был уже не сон. Марта подняла голову: по пустыне шел караван. "А вдруг это мираж? " — подумала девочка. Но караван важно и неторопливо шел мимо. Марта видела верблюдов, покачивающих мохнатыми горбами, погонщиков в пестрых халатах. Вот— вот караван растает вдали. И тогда Марта в отчаянии закричала и, преодолев слабость, поползла вперед. Кричала она до тех пор, пока сквозь режущий глаза свет яркого-преяркого солнца не разглядела бегущего к ней человека. И она снова упала лицом в песок.

Она не чувствовала, как бородатый погонщик нес ее, крича что-то на своем странном языке, как ее устроили на теплой верблюжьей спине, и не знала, что тот-же погонщик, передав ее в руки женщин и мужчин своего племени, побежал за Мэйми, не зная, жива ли она еще.

А потом была долгая дорога по пустыне. И когда Марта наконец очнулась, солнце уже зашло. Караван продолжал двигаться в сумерках, но погонщики скоро зажгли факелы. Марту покачивало, словно на волнах. Она смотрела в темнеющее небо, укрытая полосатым грубошерстным покрывалом, и думала лишь о том, что все вокруг устроено так чудесно: если в пустыне упали на горячий песок две девочки, мимо непременно пройдет караван и не даст им погибнуть. Замечательно, когда по пустыне идут караваны. И чтобы не случилось, всегда нужно верить в караван, идущий по пустыне.

А потом совсем стемнело. Погонщики, громко переговариваясь, остановили верблюдов, и караван стал устраиваться на ночлег. Разожгли костры, и вскоре вкусно запахло едой. Натянули шатры, чтобы было где спать. В один из них уложили Марту. Женщина, закутанная с головы до пят в восточное покрывало, спрашивала о чем-то девочку, но та только головой мотала, ничего не понимая. Женщина перестала лопотать и куда-то убежала, потом очень быстро вернулась и принесла прохладное питье и еду — мясо, лепешки, фрукты. Вскоре в этот же шатер принесли и …. Мэйми, напоили, накормили и оставили отдыхать, а сами ушли к кострам и там ели и пили, пели и плясали под странную, чуть заунывную мелодию — нескончаемую, то веселую, то печальную, — еще долго она не давала девочкам уснуть. А потом стало тихо. У костров остались лишь несколько вооруженных охранников. Девочки ни слова не сказали друг другу. В этом не было нужды. Они смотрели друг другу в глаза и улыбались, пока их не сморил сон.

С рассветом снова раздались крики погонщиков. Было шумно, горели костры, и в больших котлах дымилась пища. Девочек сытно накормили. Удобно устроили на рыжих верблюжьих спинах, и караван продолжил путь. Так прошло много дней и ночей. Девочки уже совсем забыли, как умирали от жажды и зноя на горячем песке. Пустыня стала привычной и не пугала. Они уверенно сидели на верблюдах и даже пытались ими управлять, как настоящие погонщики. Полсотни выученных слов давали возможность понимать самые простые фразы и отвечать на вопросы. Понимать друг друга оказалось не так сложно. Частенько можно ведь обходиться и без