естественным, как дыхание. Обещаю, что приложу все силы, чтобы

это произошло. У тебя будет все, что тебе нужно. Все, что ты

захочешь, только скажи.

Меня переполняли эмоции. Он все прекрасно понимал: и как

трудно мне решиться сказать ему «да», и как пугает перспектива

стать принцессой. Максон готов был ждать, сколько потребуется,

бросив к моим ногам все блага мира. Это было одно из тех

мгновений, когда я с трудом верила, что все происходит наяву.

—

Максон, это несправедливо по отношению к тебе, —

выдавила я. — Разве во всем мире найдется что- то такое, чем я

могу отплатить тебе?

Э ЛИ ТА

Он улыбнулся:

—

Я хочу лишь, чтобы ты пообещала, что будешь со

мной, будешь моей. Иногда у меня возникает такое чувство, как

будто ты слишком хороша, чтобы существовать наяву. Пообещай,

что никуда не исчезнешь.

—

Разумеется. Обещаю.

С этими словами я положила голову ему на плечо, и мы принялись

танцевать один медленный танец за другим. На глаза мне случайно

попалась Мэй. Лицо у нее было такое, как будто она готова умереть

от счастья, глядя на нас вдвоем. Мама с папой тоже наблюдали за

нами. Папа качал головой, как будто хотел сказать: «Ну вот, а ты

считала, что он собирается отправить тебя домой».

Тут мне пришла одна мысль.

—

Максон? — спросила я, вскидывая на него глаза.

—

Да, милая?

Я улыбнулась этому обращению.

—

О чем ты разговаривал с моим отцом?

Максон фыркнул:

—

Он в курсе моих намерений. И хочу тебе сказать, он

всецело одобряет наш союз, при условии, что ты будешь в нем

счастлива. Я заверил его, что так и будет, и сказал, что ты, похоже,

и так счастлива здесь.

—

Это правда.

Я почувствовала, как Максон прерывисто вздохнул:

—

Значит, нам с ним больше ничего не нужно.

Рука Максона скользнула по спине и остановилась

на талии, крепко удерживая меня. Этот жест говорил больше, чем

тысяча слов. Значит, это все происходит наяву, со мной, что я могу

разрешить себе поверить в это. Я знала, что ради того, чтобы быть с

ним, готова отказаться от всех дружеских отношений, которые

успела завязать во дворце, хотя была уверена, что Марли ничуть не

расстроится, если не станет победительницей. И что я должна

подавить в себе чувства, которые питаю к Ас- пену. Это не будет

КИР А КА С С

быстро, и мне придется признаться во всем Максону, но я это

сделаю.

Потому что теперь я принадлежала ему. Я вдруг поняла это.

Никогда и ни в чем не была уверена так твердо.

Впервые за все время я четко увидела эту картину. Узрела длинный

проход, собравшихся гостей и Максона, ожидающего меня у

алтаря. Его прикосновение сделало все осязаемым.

Празднество затянулось глубоко за полночь. Наконец Максон

потащил нас шестерых на балкон, чтобы мы могли полюбоваться

фейерверком. Селеста с трудом одолела мраморные ступени -—

так сильно у нее заплетались ноги, — а на голове у Натали

красовалась позаимствованная у какого-то незадачливого

гвардейца фуражка. Слуги начали разливать шампанское. Максон

единолично завладел целой бутылкой, готовясь заранее

отпраздновать нашу предстоящую помолвку.

Когда на темном небе расцвели огни фейерверков, Максон вскинул

бутылку над головой.

—

У меня есть тост! — провозгласил он.

Мы все подняли бокалы и замерли в ожидании. На краю бокала

Элизы остался отпечаток темно-красной помады. Марли лишь

немного пригубила.

—

За вас всех, красавицы! И за мою будущую жену! —

воскликнул Максон.

Девушки возбужденно загалдели. Должно быть, каждая в глубине

души считала, что эти слова могут относиться к ней, но я-то знала,

кого он имеет в виду на самом деле. Пока все остальные

опустошали свои бокалы, я бросила взгляд на Максона — без пяти

минут моего жениха, — и он подмигнул мне в ответ, прежде чем от

души приложиться к бутылке. На празднике царила атмосфера

такого безудержного веселья, что меня переполняло ощущение

счастья.

Я не представляла, что должно случиться, чтобы оно развеялось.

В ту ночь я практически не сомкнула глаз. Мы очень поздно легли,

и слишком волнительным было ожидание. Я свернулась калачиком

рядышком с Мэй, наслаждаясь ее присутствием. Конечно, после

отъезда сестры я буду скучать, но от перспективы, что скоро она

будет жить во дворце вместе со мной, становилось легче.

Интересно, кого сегодня отчислят? Спрашивать Максона было

как-то неудобно, поэтому я и не спросила, но мне казалось, что это

будет Натали. Марли и Крисс пользовались популярностью у

народа — куда большей, чем я сама, — а у Селесты с Элизой были

связи. Сердце Максона принадлежало мне, так что оставалась

только Натали.

При этой мысли стало грустно, потому что на самом деле против

Натали я ничего не имела. Уж лучше бы отчислили Селесту.

Может, Максон все-таки отправит ее домой? Ему ведь известно,

какую неприязнь я испытываю к ней, а он сам сказал, что хочет,

чтобы мне было хорошо во дворце.

Я вздохнула, вспоминая все то, что он говорил мне вчера вечером.

Сказал бы кто-нибудь еще год назад, что в моей судьбе возможен