Дверь приоткрылась, и из нее показалось озадаченное лицо служанки.

— Месье? Как вы здесь оказались? О! Это же Бертрана! Что с ней?

Кажется, меня с кем-то попутали. Я хотела было поднять голову, чтобы сообщить, что меня зовут Клэр, но Михаил достаточно жестко надавил мне на затылок, удерживая на месте.

— Мне нужно увидеть Луи.

Пухленькое личико озадаченно вытянулось:

— Луи? Вы ищете одного из наших посетителей. Простите, я позову кого-нибудь.

— Не надо. Просто пропусти нас внутрь, и приведи к своему хозяину или хозяйке, — голос Михаила стал мягким и тягучим, как патока. Но при его звуках не в виски будто воткнули штыри.

Я застонала.

— Прости-прости, не хотел тебя задеть, — прошептал Михаил.

Служанка молча пропустила нас внутри, и повела куда-то по узкому коридору. Мы поднялись по скрипящей деревянной лестнице. Все двери были закрыты, кроме одной, из которой пробивался тусклый свет лампы и слышался граммофон.

— Можешь идти, — приказал Михаил, и я дернулась, пытаясь спуститься на пол. — Не ты, Клэр. Спи.

Веки налились тяжестью, и я, зевнув, закрыла глаза. Но даже сквозь полудрему я слышала все, что происходит. Свет будто стал ближе, а нос защекотало от густого и сладкого запаха жасминовых духов.

— Мишель? — высокий и манерный женский голос. — Это ты?! Как давно ты в Париже?

— Несколько месяцев.

— И зашёл только сейчас? Я думала, ты меня любишь, негодный мальчишка. Положи девочку на диван, и дай тебя обнять.

— Только если ты примешь ванную.

Меня опустили на что-то мягкое, подложив под голову подушку. И еще и по голове погладили.

— Ты всё такой же сноб, — хихикнула незнакомка. — Поверь мне, мои духи лучшее, что ты можешь учуять здесь. И что за барышня с тобой? Мои девочки тебя не устраивают, и решил прийти со своей?

— Я здесь не для развлечений, — холодно ответил Михаил. — Клэр сильно пострадала, и еще, кажется, привлекла внимание общества Орлеанского.

— Приходилось сталкиваться, да. Анна… Они убили её лет пять или семь назад. Вижу, ты удивлен, хоть и не опечален. Что ж, ты знал ее совсем мало, — хозяйка странного дома вздохнула. — Анна сильно сдала за последние годы, и не была осторожна. Так что я даже не слишком виню смертных.

— А Герман?

— Старик все так же прячется от всего мира, и даже меня не желает видеть, хотя мы с ним одного рода. Он почти не питается, и все время спит в своем ужасном склепе. Кто вообще может хотеть поселится в склепе?! Думаю, что когда-нибудь я приду к нему, а он даже не отзовется… Но ты ведь спрашиваешь у меня не потому, что беспокоишься за здоровье Германа? Иначе бы зашёл раньше.

— Как я и сказал, Клэр пострадала. На неё напал кто-то из высших, едва не разорвал горло и сильно повредил разум. Поэтому я хотел бы знать, кто ещё из высших в Париже.

— Если кто-то и прибыл, то несчастную одинокую Вирджинию так и не навестил.

— Вирджиния? — Михаил фыркнул. — Вот как ты себя называешь сейчас? Я предпочел бы общаться с Луи.

— Не все желания сбываются, дорогуша, — почти пропела эта странная женщина.

Шуршание юбок, запах жасмина усилился и я почувствовала прохладное прикосновение к своей щеке.

— Клэр, значит… Хорошенькая, и пахнет приятно. Но я никогда не видела, чтобы ты заботился так о ком-либо. И так смотрел… Я ревную, Мишель. И завидую тоже. Значит ли это…

— Да. И я прошу тебя стать свидетелем. Не хочу тянуть с обращением.

— Ах, мой мальчик вырос и хочет жениться! — воскликнула незнакомка. — С превеликим удовольствием. Но так полагаю, твоя мать не в курсе? Она будет недовольна. К тому же, подозреваю, твоя девочка из простых. А Ракоци всегда стремились укрепить свою власть, связи и богатство. Впрочем, как и все из нас, кроме таких отщепенцев, как я.

— Что ж, матери придётся принять мой выбор. Потому что я не собираюсь потакать её прихотям, связывая себя с женщиной, что мне не подходит, лишь ради амбиций. И Луи — ты не отщепенец, — уже более мягко, почти сочувственно сказал Михаил. — Ведь как и ты никогда и не отказывал мне в помощи, так и я всегда готов был поддержать тебя.

— И поддерживал, несмотря на то, что наши семьи давно враждуют. Поэтому я так и люблю тебя, Мишель. Но давай ты будешь все же звать меня Вирджинией? Так тошно слышать это глупое имя — «Луи»!

Любопытство столь сильно, что я усилием воли разлепила веки, чтобы встретиться со взглядом глубоко-посаженных голубых глаз. И пусть даже я плохо понимала, что со мной происходит, сомнений не было.

Передо мной был мужчина в женском платье. Очень красивый и юный, с тонкими чертами лица, гладкой бархатной кожей и распущенными и завитыми волосами, спадающими на плечи и грудь. Но художников, привыкших подмечать нюансы, сложно обмануть. Подбородок был тщательно выбрит, даже легкий пушок, бывающий и у детей, и у женщин, а над красивым шелковым бантом на ее выпирал кадык. Адамово яблоко, выдающее в красавице представителя мужского рода.

— А… а где Вирджиния? — хриплым шепотом спросила я, хотя уже догадывалась об ответе.

— О, так ты слышала нас, милая! — воскликнул странный мужчина. — Мишель?

Тот произнес что-то на незнакомом не языке, и парень в ответ кивнул.

— Тогда и проблемы с памятью могут пройти практически бесследно, — он снова повернулся ко мне и обезоруживающе улыбнулся. — Вирджиния это я. Ты у меня в гостях.

— Что это за… место?

— Один из лучших борделей Парижа — Ле-Шантон, предлагающий все удовольствия мира, которые только можно купить за деньги!

Игнорируя слабость, я приподнялась на локтях и посмотрела на Михаила. Дом терпимости? Этот человек решил продать меня в дом терпимости?!

— У нее сейчас сердце выскочит из груди, и отнюдь не от радости, — пробормотал Луи. — Дорогая, никто не собирается обижать или заставлять тебя делать то, что ты не хочешь. Я давняя подружка…

— Друг, — поспешно поправил хозяина борделя Михаил, оттесняя его и садясь у моих ног.

— … Подружка Мишеля. И веришь ли мне или нет, но этот высш… кхм, вамп… кхе-кхе… человек миролюбив и смирен, как овечка. Точнее, барашек. Правда, Мишель?

Михаил нервно пригладил густые кудри, недобро взглянув на своего друга.

— Нам нужна лишь комната на несколько дней, после этого мы уедем. Никто тебя не побеспокоит, Клэр.

— Почему я просто не могу поехать домой прямо сейчас? — прошептала я, утомленно смыкая веки. — Хочу домой.

Туда, где пахнет корицей и миндалем, где цветет сад с розами и гиацинтами, и качели во дворе, на которых можно раскачиваться, ни о чем не думая, и глядя на густо усыпанное звездами южное небо…