Со своей соседкой, Марьей Петровной. Бабушке за восемьдесят, до пенсии – математик, на пенсии немного начала ехать крыша. Четко следит за происходящим на этаже, выступает в чате дома в Ватсапе с общественными инициативами, а еще читает что ей подсовывает «Яндекс» и делится со мной свежевычитанными конспирологическими теориями и мыслями о потустороннем. Спуску в доме никому не дает, но меня считает хорошим мальчиком – я ей как-то модем перезагрузил. Вот и сегодня, услышав звук ключей, она выскочила, как черт из табакерки, и сразу фраппировала:

– Димка, а ты в домовых веришь?

– С чего такой вопрос, Марья Петровна?

– У меня, знаешь, на кухне иногда постукивать кто-то начал. По ночам бывает: тук-тук-тук. Я в интернете прочитала, что это домовой может быть. Говорит, что помирать пора. Надо, как он постучит, спросить: «К добру или к худу?»

Постукивал по ночам, скорее всего, ее древний холодильник, давно не видавший обслуживания. Или наш сосед сверху, купивший драм-машину, подзадолбал этот домовой, пойду разбираться с ним.

– И что он должен ответить?

– Если помирать, то «к худу». А так промолчит.

– И вы спрашивали?

– Да, Дима… молчит. Но все равно… что ему нужно?

– Ему скучно, возможно. Или жрать просит. Вы в миску молока налейте, в угол на кухне поставьте, помогает, говорят.

– Какого молока? Зачем?

– Их задабривать нужно. Но только свежего, непастеризованного… Домовым кальций необходим. Все, простите, побегу, работа ждет.

Домовые в Москве, конечно же, были. В достатке. Вспомнить хотя бы хрестоматийную историю с домами, которые при Сталине двигали на Тверской. Сорванные с насиженных мест рассерженные домовые несколько лет творили чертовщину, не давая жить обитателям переехавших и построенных на их месте зданий.

Поездка на метро была непродолжительной, однако немного вывела меня из равновесия – слишком много нечисти пришлось видеть по дороге. Особенно напрягла севшая напротив меня на Кольцевой тварь с издевательским Сартром в руках. Знала, что я вижу, и все равно похотливо посматривала то на меня, то на моего соседа, томно облизывая клыки. Парнишка-то наблюдал просто заигрывающую дерзкую интеллектуалку с подростковым ангстом и томиком «Тошноты».

Игнатова уже крутила неизменную сигарету, поджидая меня около входа в здание, коряво облепленное бежевым сайдингом и кондиционерами. Оделась она опять во все черное, как и вчера, в день нашего знакомства, – кожаные джинсы, майку и джинсовку.

Я помахал рукой, подошел к кивнувшей Агафье и встал слева, чтобы на меня не шел дым. Ее курение меня подбешивало сначала. Как и то, что меня поставили в одну команду с совсем зеленым новичком. Я думал, буду набираться знаний у опытного коллеги.

– Изучила материалы, которые скинул? Зацепился глаз за что-то?

– Очень тонкая ниточка, конечно. Даже если в «Лосином Острове» мы имеем дело с настоящим вервольфом, где доказательства, что наш пациент говорит правду? Что мы из него вытащим? Я пошерстила папки – у мужика одиннадцать штрафов за употребление на публике. Он мог тупо напиться до белочки и нарваться на стаю собак.

– Стая сама прибежала и искусала до смерти трех взрослых мужчин? И как ты объяснишь пропажу Хунда? Утащили с собой?

– Ладно, пойдем посмотрим.

– И да, важное замечание: если вервольф, то это уже гастролер. Давай надеяться, что дело попроще и у нас тут обычный оборотень.

Она закатила глаза.

В регистратуре Игнатова издалека сверкнула красной корочкой и потребовала организовать встречу с пострадавшим Васильевым Ю. И., проходящим здесь реабилитацию после нападения. Надменная тетка в белом халате с фамилией Неупокоева сразу же засуетилась, почувствовав власть.

Спустя минут пять она, властно отодвигая телесами оказавшихся на дороге пациентов и медсестер, провела нас лабиринтом коридоров в палату на третьем этаже.

– Юрий Иванович? К вам тут пришли. Из полиции, – с нажимом сказала королева регистратуры и удалилась с заверениями о полном содействии стражам закона со стороны больницы.

Пострадавший был ничем не примечательным мужичком лет сорока пяти, с проплешиной, седыми волосами и белесыми глазами, а также красноватым лицом стереотипного сантехника. С головы до ног он был покрыт бинтами и зеленкой, но, кажется, уже шел на поправку и выглядел бодро.

Игнатова слегка подтолкнула меня в спину, эта фамильярность меня тоже подвыбесила. Я присел на соседнюю с пациентом пустую кровать.

– Сержант Игнат Агафонов, Следственный комитет, – едко сочинил я на ходу.

Мне показалось, что стоявшая сзади Агафья сдавленно прохихикала. Ну ладно, хоть чувство юмора у нее есть.

– Как самочувствие?

– Спасибо, как на собаке заживает, – он осклабился.

– Рад, что вы не теряете жизнерадостности. Можно задать вам пару вопросов о происшедшем?

– Ну я, стало быть, уже вашим все рассказал. Они мне сказали, что я, Иваныч, пьющий дурак и таких показаний мне давать нельзя, если не хочу уехать в дурку. Вы тоже, стало быть, повеселиться пришли?

– Мы из другого отдела. И допускаем, – я подобрал слова, – нестандартные трактовки событий. Расскажете о нападении?

– Ну трактуй тогда. Стало быть, с Лехой, Витьком и Мишаней, упокой душу его, – он перекрестился, – иногда мы любим этсамое, – Васильев изобразил большим и указательным пальцами опрокидывающуюся стопку. – На улице можем, грешны. Ничего не предвещало, короче, каждую неделю так заседаем. Ну и вот. Бля, вот клянусь тебе. Сидим мы сидим, ну, взяли там водочки, закусочек, туда-сюда, и тут с Лехой что-то непонятное начинает происходить. Он как завопит, как зверь, как на землю свалится, как выгнется. И начал шмотки на себе разрывать, рыча, стало быть. Мы сначала ржать начали, говорим, хорошо, ты, Леха, набрался, гомункулусу больше не наливать. А он вроде как еще больше рычит, и лицо уже какое-то у него, словно нечеловеческое. Смотрю – уже словно пасть с клыками. Тут я уже дал жидкого. Ты пойми, там темно уже было. Так что могло и померещиться. Но на человека он уже перестал походить. Потом резко так – прыг в кусты. И затихло все ненадолго.

– Вы говорите, человеческого не было? А что было?

– Ну, словно псом здоровенным он становился. Или волком. Шерсть, кажется, начала лезть. В общем, это все быстро так было. Он как в кусты прыгнул, мы деру дали. Там до подъезда метров сто было пробежать. Мишаня первый драпанул, я за ним, а Витек долго думал что-то, он, кажется, решил, что мы его разыгрываем. Сидел там и смеялся. А потом эта херовина из кустов выскочила – и все. Я даже не обернулся, знаешь, спиной почувствовал. Крики там, вой. А потом оно меня догнало. Я только почувствовал, что мне чем-то по башке съездили и ногу начали рвать. И