Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То же можно сказать применительно к России. Отличие заключается в том, что после гражданской войны белых в России оставалось немного: большинство бежало, кто на Запад, кто на Восток. Тех немногих, кто остался в стране рабочих и крестьян, довольно быстро уничтожили. Что касается бежавших, они, за очень редкими исключениями, до конца своих дней не только не примирились с «краснопузыми», но передали своим детям эту ненависть.
Самая кровопролитная война в истории Соединенных Штатов Америки – гражданская война 1861–1865 годов[15], и хотя она закончилась более ста пятидесяти лет тому назад, в сознании южан и янки[16] она продолжает жить. То и дело можно увидеть изображение флага Конфедеративных Штатов Америки на автомобильных номерах, то и дело происходят столкновения между теми, кто желает сохранить памятники генералам-южанам, и теми, кто требуют их сноса.
Нет примирения. И вряд ли оно возможно.
Карлос Осоро Сьерра
Каяться в грехах – дело сугубо религиозное, по крайней мере таким было мое убеждение, пока я не встретился с архиепископом Мадрида, чью фотографию вы видите. В ответ на мои настойчивые вопросы о том, почему в Испании так и не осудили Франко и франкистов, как, например, в Германии осудили Гитлера и нацистов, благообразный padre сказал:
– Те, кто управляют нами, наследники Франко. Мы их потомки. Не можем же мы осуждать своих родителей.
What’s done is done[17].
Для тех, кто, возможно, не помнит: одна из самых кровавых злодеек мировой литературы, шекспировская леди Макбет, говорит своему мужу, переживающему совершенные им злодеяния:
Things without all remedy
Should be without regard:
what’s done, is done[18].
Услышать эти слова из уст высокопоставленного священника я никак не ожидал. Хотя…
Разве не такой логикой руководствуются в странах, совершивших тяжелейшие преступления против человечности?
Япония по сей день не принесла извинений за зверства, учиненные ею против китайцев и корейцев во время Второй мировой войны.
What’s done is done.
Испания так и не извинилась за неслыханную жестокость и уничтожение инков и ацтеков во время завоевания Латинской Америки.
What’s done is done.
Соединенные Штаты никак не признают своей вины в фактическом уничтожении индейских племен.
What’s done is done.
Ни Литва, ни Латвия не покаялись в уничтожении сотен тысяч живших там евреев во время Второй мировой войны.
What’s done is done.
России отмахивается от преступлений Сталина и советской власти, от преступлений, которые не только связаны с репрессиями и казнями миллионов своих граждан, но и с бегством из страны миллионов, но и с гибелью десятков миллионов во время войны, к которой не были готовы. Согласно подсчетам многих экспертов, не будь этих преступлений, население России сегодня насчитывало бы порядка одного миллиарда человек, а не 146 миллионов.
What’s done is done.
Мариан Беитиаларрангоитиа
У меня есть друг. Зовут его Степан Пачиков. Он удин. Вы слышали когда-нибудь об удинах? Я – нет. Оказывается, есть такой народ. Удины. Их совсем мало. О Степане так и хочется сказать: и удин в поле воин.
Почему удины сохранились, а другие, гораздо более многочисленные и в свое время могущественные этносы исчезли? Например этруски, парфяне. Или древние египтяне. Не арабы, которые ныне живут в Египте, а те, которые создали таинственные иероглифы и оставили после себя поражающие воображение памятники-пирамиды, способ построения которых мы до сих пор пытаемся разгадать. Почему исчезли инки и ацтеки с их высочайшей наукой и культурой, мы понимаем: их уничтожили конкистадоры. А почему сохранились евреи, которых согнали с их земель, веками преследовали, вынуждали отказаться от своей веры, пытались стереть с лица Земли? Есть много рассуждений на эту тему, но ясного и бесспорного ответа нет.
А баски? Откуда они пришли – не знаем. Каковы истоки их языка – не знаем. Почему, несмотря на то, что они подвергались бесконечным нападениям, они сохранились? «Из-за упрямства», – говорит Мариан Беитиаларрангоитиа, член парламента Страны Басков. Ответ красивый, но не более того.
Есть вопросы, на которые мы никогда не получим ответа. И это замечательно.
Иньяки Перурена
– Я хочу быть собой, – говорит этот мясник. Потом добавляет: – Представляете, что было бы, если бы все говорили на одном языке? Какая тоска!
Во времена Франко баскский язык был запрещен. Те, кто знал его, скрывали это.
Вспоминая встречу с Иньяки, я подумал: язык – это главное выражение национальной самобытности. Мой родной язык – это моя индивидуальность, моя суть. Если его отнять у меня, то кто я? И разве глобализация не стремится к тому, чтобы сделать нас всех одинаковыми? Чтобы мы все хотели одно и то же: одинаковые одежду, еду, образование, автомобили, чтобы у всех у нас было одно и то же представление о красоте, чтобы все мы думали одинаково? И чтобы, в конце концов, мы все говорили одинаково на «одинаковом» языке?
Если так случится, исчезнут все национальности, будет один всеобщий «одинаковый» народ.
Какая тоска!
Луис дель Ольмо
Он, журналист, посвятил себя борьбе с ЭТА[19].
Я разговаривал с ним по крайней мере в течение часа. Он ни разу не улыбнулся. Всмотритесь в его лицо. Не знаю, как вас, но меня оно испугало. Это лицо человека с одной всепоглощающей страстью. С таким лицом мог совершать свои дела инквизитор. Ни пощады, ни понимания.
Он ненавидит басков. Может быть, точнее сказать, он ненавидит ЭТА, террористов. Он утверждает, что