От обреченных кораблей отвалили капитанские вельботы и направились к «Ростиславу». Еще не собрались на флагманский корабль все вызванные командиры, как с «Громоносца» подали сигналы: светлейший требовал к себе Корнилова и Нахимова.

Они прибыли одновременно на трап «Громоносца» и обменялись рукопожатием. Меншиков встретил их в адмиральском салоне и, отослав адъютанта, пригласил в кабинет, где на столе горели свечи. Пригласив гостей сесть, светлейший плотно притворил дверь и заговорил почти шепотом:

– Извините, я простудил горло и не могу говорить громко. Ну, как дела, Владимир Алексеевич? Приказ объявлен?

– Я вызвал только что капитанов к себе на корабль, чтобы объявить приказ вашей светлости.

– Да, да… Приказал.

Корнилов и Нахимов приблизили головы, чтобы лучше слышать шепот Меншикова, и оба смотрели ему в глаза. Бегая взором с одного лица на другое, Меншиков хрипло зашептал:

– Говорят, что приказ, исходящий от моего лица, может быть не исполнен. Не лучше ли будет, Владимир Алексеевич, если вы объявите приказ от себя, как бы и почин был ваш, совершенно исключая мое имя…

Оба адмирала в изумлении отшатнулись и выпрямились. Корнилов застыл на мгновение, собираясь с мыслями. Нахимов ответил Меншикову первый.

– На Черноморском флоте нет изменников делу, – громко заговорил Нахимов. – Бунт перед лицом неприятеля – вздор-с! Кто вам это мог сказать-с?

Меншиков перевел взгляд на Корнилова и пролепетал:

– А вы, Владимир Алексеевич, согласны с адмиралом?

– Возможно ли нарушение дисциплины? Не скрою от вас: ваша мысль о необходимости затопления старых кораблей, с чем я имел печальную необходимость согласиться, широко распространилась. Виноваты в том не я, не Павел Степанович, а Станюкович: ему изволили сказать вы сами, а он болтал направо и налево, не стесняясь присутствия нижних чинов. И он-то, вероятно, теперь вас осведомил, ваша светлость, что на флоте неспокойно.

Меншиков, подтверждая догадку Корнилова, вздохнул и возвел глаза к потолку каюты.

– В этом Станюкович прав: и команды неспокойны, да и офицеры, особенно молодежь… Зачем на «Три святителя» грузили сегодня снаряды?

Корнилов ответил, глядя сурово в глаза Меншикову:

– Снаряды приняли по моему приказанию, отданному еще до вашего приказа о затоплении. Я не отменил приказания. На «Трех святителях» особенно неспокойно: команда и сейчас уверена, что мы выйдем в море. Если б я отменил приказ принять снаряды, матросы поверили бы, что корабль обречен, и наверняка бы взбунтовались… Ваша светлость, еще не поздно. Вы можете отменить приказ о затоплении, – мягко и просительно закончил Корнилов. – Приказ еще не объявлен.

На сером лице Меншикова проступил румянец. Он посмотрел в лицо Корнилову злыми глазами и ответил:

– Ни в коем случае! Адмирал, извольте отправляться на свой корабль и немедля объявите приказ. Вы и адмирал Нахимов отвечаете за сохранение порядка на рейде.

Корнилов и Нахимов откланялись.

Возвратясь на корабль с Нахимовым, Корнилов объявил командирам указанных кораблей приказ затопить их до рассвета на местах, обозначенных вехами.

– Приказ вам вручат, он будет подписан мной, – сказал Корнилов. – Снимите, господа, с кораблей, что успеете, в первую голову орудия, снаряды, порох. Корабли надлежит затопить до рассвета.

Нахимов одобрительно кивнул.

Капитаны отправились исполнять приказание.

– Павел Степанович, как друга прошу вас, останьтесь у меня: мне нужна ваша поддержка. С вами я буду спокойнее…

– Отчего же-с! Останусь, если дадите чаю… Прошу-с послать шлюпку и доставить сюда Могученко. Он нам понадобится: у него на «Трех святителях» сын в матросах. И еще-с: пошлите сигнальщика на салинг, пусть докладывает, особенно что на «Громоносце».

Корнилов отдал распоряжения, о которых просил Нахимов.

На темном рейде началось движение кораблей. Обреченные на затопление корабли и фрегаты, буксируемые гребными судами и ботами, занимали определенные им места. Верхние стеньги оголенных мачт на всех кораблях были уже спущены, что придавало кораблям непривычный для взгляда «кургузый» вид. Команды с кораблей не сняли, потому что надлежало еще разгрузить их по возможности быстро.

Почти полный месяц, склоняясь к горизонту, светил очень ярко. Корнилов и Нахимов, стоя на мостике «Ростислава», следили за установкой кораблей. Последним прошел мимо корабль «Три святителя». Командир корабля не захотел воспользоваться услугами буксира, и под дуновением берегового ветра корабль шел, поставив нижние паруса.

– Проклятье! – воскликнул Корнилов. – Он и не думал разоружаться!

«Три святителя» подошел к вехе, мгновенно убрал паруса, положил якорь и, развернувшись, стал точно в линию с прочими кораблями.

– Молодец! – похвалил Корнилов и, спохватясь, что похвала его отзовется больно в сердце Нахимова, прибавил: – Любезный друг, вам больше всего жаль вашу «Силистрию»?

– Почему же-с? «Силистрия» плавает уже больше двух десятков лет. Теперь это лохань, а не корабль. Да-с! А как дивились англичане на Мальте[170], когда я снаряжал там «Силистрию»! У них с таким великолепием снаряжаются одни королевские яхты-с… Но «Трех святителей» жальче. После Синопа – такая участь!.. Горько-с!

Когда корабль «Три святителя» стал в линию с другими, оттуда донесся неясный гул множества голосов. Услышав крики, зашумели матросы и на баке «Ростислава»: они еще не брали из сеток коек, но матросов никто и не пытался загнать в кубрик[171]ко сну. Офицеры «Ростислава» тоже все находились на палубе.

– Сигнальщик, видишь? – окликнул Корнилов.

– Вижу! – ответил с мачты веселым голосом сигнальщик. – Команды на палубах. Братишки шумят, а что – неизвестно…

– Смотри, что на «Громоносце»! – приказал Нахимов.

– Есть! – ответил сигнальщик и через минуту доложил: – Вижу. От правого борта фрегата «Громоносец» отвалил вельбот.

– Куда идет?

– К Графской.

– Больше на «Громоносец» не смотреть!

– Есть!

– Я так и думал, – тихо, чтобы не услышали на шканцах, сказал Нахимов, – он струсил, сбежал.

– Вы думаете? – усомнился Корнилов.

– Будьте уверены-с! Меншиков бросит и нас, и город на произвол судьбы… Нам с вами надо ехать немедля на «Три святителя».

В эту минуту близ корабля с кормы послышался плеск весел.