– Вам нравился Даниель. Вы хотели его. Но не торопились. Соблазняли с осторожностью. И вроде бы он был не против. Он восхищался вами. Но когда вы решились на действия, парень пришел в ужас. Он не просто вас отверг, но пригрозил, что обо всем расскажет аббату – а тот точно не спустил бы вам такого. И вы решили убрать Даниеля…

– Что я решил? – тупо переспросил Джакомо.

– Убить.

И тут дирижер удивил. Он вскочил и кинулся на Марко. Тот, естественно, мог сразу его остановить, просто-напросто выбросив вперед кулак или согнутую ногу. Но он позволил мужчине приблизиться, чтобы посмотреть, что дирижер сделает. Джакомо схватил Марко за грудки и затряс, приговаривая:

– Никогда! Ты слышишь? Никогда я не причинил бы боль своему мальчику!

Марко без труда отцепил его руки от своей футболки и толкнул Джакомо обратно на лавку.

– Успокойтесь! – рыкнул он.

И дирижер как-то сразу обмяк.

– Больше не говорите таких вещей, – выдохнул он.

– Вы любили его?

– Больше чем кого бы то ни было… А я очень пылкий человек и голову терял много-много раз.

– Наслышан.

– Ах, да это все деревенские пересуды! Они лишь о моих сексуальных шалостях… Все это пустое. Никто не знает о том, что в моем сердце! А в нем последнее время царил Даниель…

– И сколько это длилось?

– Два года.

– Мальчик знал о ваших чувствах?

– Половину этого срока. И разделял их.

– То есть вы были любовниками?

– Возлюбленными, – поправил Джакомо.

– Это существенно меняет дело?

– Да. В моем понимании.

– Объясните?

– Наши отношения были платоническими. Я не пытался соблазнить Даниеля. Я не хотел все испортить.

– Спугнуть парня?

– Вы опять за свое! Нет! Все гораздо тоньше… – Он сорвал с шеи шарфик и стал нервно накручивать на указательный палец. – Я не какой-то там озабоченный вурдалак! И не растлитель. Да, не святой. Грешил, грешу и буду… Но у меня свои каноны. Я не порчу людей. А тем более детей.

– То есть вы ждали, когда Даниель достигнет совершеннолетия, чтобы не нести ответственности за то?..

– Опять? – громыхнул Джакомо и рванул свой шарф. Будь шарфик тоньше – треснул бы. – Опять вы со своим цинизмом? Нет, я давал ему время на то, чтобы сформироваться как личности. А еще, вы опять, наверное, не поверите, но я с уважением отношусь к церкви. И пока птенец находится под крылом ее…

– Значит, вы не форсировали события до тех пор, пока «птенец» не оперится? Или не полетит? Я не силен в аллегориях.

– Мы решили задержаться здесь еще на год. Даниелю шестнадцать исполнилось только в мае. Поскольку он не рядовой солист, я смог бы сделать так, чтоб его оставили. А потом мы оба упорхнули бы. И начали новую жизнь…

– Какую?

– Когда Даниель пел, ангелы улыбались. Он стал бы великим исполнителем. В любом жанре. Я помогал бы ему во всем: выбирал репертуар, ставил номера, договаривался со студиями, искал деньги. Он пропал бы без меня, а я… Я, похоже, уже без него пропадаю… – И мужчина заплакал. Да не картинно, без позерства. Из глаз ручьи слез, нос побежал, а он вытирается своим пижонским шарфом и судорожно всхлипывает.

– Кто мог желать ему смерти?

– Не знаю…

– Подумайте. Ведь ближе вас у него никого не было, а это значит, он делился с вами…

– Не делился! – Джакомо шумно высморкался в шарф и, скомкав его, швырнул в урну. – Мы говорили только о нас… Ну, или о музыке.

– Я слышал, что Даниель был не самым приятным человеком.

– От кого? – взвился мужчина. – Кто этот лжец? Мой мальчик был замечательным! Ни о ком дурного слова не сказал.

– Неудивительно, если вы разговаривали только о ВАС! А вас он обожал.

– Нет, мы же все-таки касались людей, с которыми оба контактировали…

– Аббата, например?

– Да.

– И какого мнения Даниель был о нем?

– Говорил, что тот хорошо справляется с обязанностями, но…

– Но?

– Я с ним не очень хорошо лажу. Он относится ко мне настороженно. А все из-за этих дурацких слухов о моей половой невоздержанности. На самом деле я давно остепенился. Да, иногда позволяю себе вольности, но я же и не монах!

Список тех, с кем Джакомо позволяет себе эти самые вольности, был обширен. И в нем совершенно точно были трое: жена деревенского пекаря, дама уже не молодая, но невероятно привлекательная, его же дочка и преподаватель английского Мэд Дарли.

– И потому, что у вас с аббатом натянутые отношения, Даниель его не жаловал? – уточнил Марко.

– Думаю, да.

– А с симпатией относился, выходит, только к тем, кто нравился вам?

– Вот тут вы ошибаетесь. Например, я был против его общения с двумя людьми, но Даниель все равно продолжал с ними довольно тесно контактировать.

– О ком сейчас речь?

– У дурачке Тетереве и Книжнике.

– Книжник, это?..

– Лавочник деревенский. Александр, кажется. Но все его называют Книжником. Потому что он вечно таскает с собой какое-нибудь чтиво. Да и вообще… – Дирижер наморщил нос, и у него сразу собрались морщинки. С такой гримасой он выглядел не так моложаво, как обычно. – Вместо того чтобы завозить больше нужных товаров, он лавку превратил в какое-то книгохранилище.

– Он вам этим не нравится?

– Нет.

– Вы ревновали Даниеля к нему? – осенило Марко.

– Книжник явно был неравнодушен к моему мальчику.

– С чего вы взяли?

– Это чувствуешь, понимаете? Любящее сердце трудно обмануть. Я очень страдал от того, что Даниель постоянно шастает в лавку…

– А зачем он туда ходил? Ведь у хоровых, насколько я знаю, не имеется карманных денег.

– Да у всех они есть, – отмахнулся Джакомо. – Прячут просто. Как и телефоны и даже планшеты. У всех есть тайники. Но Даниель ходил в лавку за книгами, которые ему там давали даром.

– Хорошо, с Александром все понятно, а чем вам Стефан не угодил?

– Мне этот дурачок не нравится категорически. Причем с давних пор. Он вечно крутится возле хоровых и, как мне кажется, вносит смуту в коллектив. Он же сплетник. И завистник. Это только на первый взгляд кажется, что он искренне восхищен талантами мальчиков и рад успехам, а на самом деле он ненавидит всех моих ребят, потому что сам когда-то мечтал стать одним из них.

– Он способен на убийство, как думаете?

– Все способны на убийство при определенных обстоятельствах.