– И вы?

– И я. Только Даниеля я бы и пальцем не тронул. Никогда и ни за что. С его уходом мой мир погрузился во мрак, – патетично закончил Джакомо.

– Вы знаете Марианну Андронову?

Он нахмурился и пробормотал:

– Знакомая фамилия.

– Русская.

– Вспомнил! Эти люди, Андроновы, муж с женой и дочкой, имели в деревне дом и приезжали сюда пару раз в год… Но это давно было. Их не видно уже лет десять… – Джакомо задумчиво потеребил свои залитые гелем локоны. – Но ее звали Эн. Или Энни…

– Анна. Это мама Марианны. – «И у тебя был с ней роман», – мысленно закончил фразу Марко.

– А, так Марианна это та девочка, что грозилась сжечь монастырь? Я не знал, как ее зовут…

– Вы помните ее?

– Смутно. Хотя когда-то она тут навела шороха. Ее даже Сатаной прозвали.

– Она ведь тоже крутилась возле ваших хористов?

– Нет, она общалась только с одним. Его звали Николас. И он… да простит меня Даниель… – Дирижер перекрестился. – Он был самым талантливым из моих подопечных.

– У него был более сильный голос?

– Диапазон тот же. Но… Как бы вам это объяснить… Я говорил вам, что, когда Даниель поет, ангелы улыбаются. Так вот в случае Николаса я бы выразился иначе: кто-то из ангелов подарил ему свой голос.

– Это тот парень, что пропал без вести? – Джакомо кивнул. – А его отношения с Марианной какой характер носили?

– Я их видел пару раз вместе. Они болтали о чем-то, смеялись… Приятели.

– И никакой романтики?

– Николас готовился к принятию монашества. Он был истово верующим. И я сомневаюсь, что мальчик готов был сойти с избранного пути. Хотя девочка, скорее всего, думала иначе.

В этот момент дверь распахнулась и из-за нее показался звонарь. Когда Марко был маленьким, то ребята постарше пугали его Душаном. Говорили, что в старого монаха вселяются демоны, он хватает маленьких детей, утаскивает их на колокольню, а потом сбрасывает вниз. Марко верил в это. И когда однажды Душан остановил его на улице, разревелся. Старик пришел в недоумение, ведь он хотел только спросить, как здоровье его деда.

С тех пор прошел ни один десяток лет. Звонарь еще больше постарел и сгорбился. Но детей им уже никто не пугал. У современной ребятни были совсем иные страшилки.

Душан сделал несколько шаркающих шагов от двери и остановился.

– Пошли, – бросил он Джакомо.

– Куда?

– Там твои хулиганят.

– Что делают? – опешил тот.

– Дерутся.

– Быть такого не может!

– Так проверь!

Джакомо вскочил и бросился за Душаном, который, кинув последнюю фразу, развернулся и поковылял к двери. Марко, помешкав несколько секунд, двинулся за ними.

Хористы и вправду дрались. Но не так, как обычные пацаны, мутузя друг друга, валяясь в песке, разбивая носы и костяшки пальцев. Эти толкались и точно девчонки вцеплялись друг другу в волосы. Когда они услышали голос Джакомо, тут же замерли. А потом обступили его и загалдели.

Марко первую минуту пытался вникнуть в суть конфликта, но, когда понял, что потасовка возникла на пустом месте и никак не связана со смертью Даниеля, вернулся во внутренний дворик. Теперь он пожалел, что отказался от чая и кофе. Сейчас бы чашечку чего-нибудь горячего и ароматного. Да с плюшками монастырскими. Они даже постные были удивительно вкусными.

Буквально через пять минут дверь вновь отворилась. И на сей раз Марко увидел аббата. Коротко кивнув, он проследовал к лавке и опустился на нее.

Ивану было сорок шесть лет. Высокий крепкий мужчина с седым ежиком волос. Лицо жесткое, но приятное.

– Как ваша встреча? – поинтересовался Марко.

Аббат скупо и коротко улыбнулся. Это означало отлично? Или «не ваше дело»?

– О чем вы хотели со мной поговорить?

– О Даниеле.

– Когда вы отдадите тело? Родители приедут за ним сегодня.

– Пока не могу сказать. Как они?

– Ужасно… Даниель был единственным ребенком в семье. Причем поздним. – Аббат тяжело вздохнул. – Не уберег я его. Казню себя. И молюсь за душу мальчика.

– То есть вы думаете, что без ваших молитв она не попадет в рай?

Иван вздрогнул. Едва заметно.

– Ведь парень не безгрешен? Гордыня ему совершенно точно была свойственна.

– Даниель боролся с этим пороком.

– А с какими еще?

– Не очень понимаю, к чему вы ведете?

– Я задаю вам обычные вопросы.

– Вам мало о Даниеле рассказал Джакомо? Они очень плотно общались, тогда как я с хоровыми мальчиками очень редко контактирую.

– Джакомо не объективен. И вы это знаете. Мне же нужно непредвзятое мнение о человеке. – И посмотрел на аббата пристально. Но Иван был начеку и ничем себя не выдал. Только Марко ему уже не верил. – Так что вы скажете о нем?

– Неплохой парень. Талантливый. Пусть и зазнайка.

– Как вы относились к тому, что он вас презирал? – в лоб спросил Марко.

Лицо аббата осталось бесстрастным. Только мизинец правой руки дернулся.

– С чего вы взяли, что Даниель испытывал ко мне это чувство?

– Все об этом знают.

– Значит, все, кроме меня.

Не расколется, понял Марко.

– Мне на самом деле нечего вам сказать, – выдал Иван, поднимаясь. – Жаль, что не смог помочь. А теперь извините меня, я должен идти. Да и вам наверняка пора. Или хотите еще с кем-нибудь побеседовать?

– На данный момент – нет.

– Тогда я провожу вас. – Он указал на дверь. – И будьте добры, позвоните сразу, как можно будет забрать тело.

Марко коротко кивнул. И в сопровождении аббата покинул сначала дворик, затем и монастырь. Иван полицейского аж до самых ворот проводил. Оказавшись за территорией, Марко постоял в нерешительности, думая, куда двинуть, а потом его осенило, и он заторопился в деревню.

В лавке Александра не было ни одного покупателя. Впрочем, сам хозяин тоже отсутствовал. Марианна взяла со стенда альбом с красочными фотографиями балканских достопримечательностей и уселась на диванчик, чтобы полистать его в ожидании приятеля.

Она давно перестала удивляться беспечности местных торговцев. Оставить без присмотра свой магазинчик мог не только Алекс, человек не от мира сего, но и дядька Самир, хваткий, хитрый, продуманный. Он никому не отпускал в долг больше, чем один раз. С ресторана, которому поставлял свои деликатесы, брал деньги только вперед. А отходы производства не выкидывал, а тоже продавал, пусть и за копейки, или выменивал. «Я вашим псам кости, вы мне овощи или мед, потому что у меня ни огорода, ни пасеки, только скотный двор да производственный цех, на котором работаю я, жена, мои дети и даже мать, восьмидесятилетняя старушка, к слову, очень бодрая, способная заменить пару молодых работников…» – приговаривал торговец.