— Диана! — Его властный голос, который произнес ее имя, стал поводом распахнуть глаза и посмотреть на него. Но она боялась опустить взгляд, чтобы не лишиться чувств окончательно. — Ложись.

Она попятилась назад и прижалась к кровати, ощущая ее мягкость. Но вспомнив, что на кровати есть оделяло, тут же запрыгнула на нее и обмоталась им. Ее голова коснулась мягкой подушки, но мягкость она не ценила. Если бы оказаться на камнях посреди леса одной — было бы куда лучше, чем здесь.

Кровать прогнулась- это герцог лег рядом и тут же распахнул одеяло:

— Сейчас ты не показываешь свой характер, — произнес он, — сейчас будет все по моим правилам.

Он навис над ней, раздвигая ногами ее ноги, даже в промежности стало холодно. Хотелось их свести вместе, свернуться калачиком, завернуться в одеяло и не дышать. Но не дышать получалось прекрасно и под Стефано, даже не ощущая его веса- он не давил на нее, но было стыдно и страшно.

Одной рукой герцог схватил подушку и положил ее под ягодицы Дианы, теперь доступ в ее тело стал еще ближе. Эта ужасная постыдная поза уже не прибавляла на ее лице краски, скорее девушка стала бледна, как мел. Она была во власти этого мужчины и даже не было возможности дернуться, убежать, оставалось только смириться и надеяться на то, что все кончится очень быстро. Диана зажмурилась снова, а его рука коснулась ее шеи:

— Нет, не закрывай глаза.

Она распахнула их, и тут же в ее тело ворвалось нечто большое и сильное, с острой адской болью наполняя ее… Диана не ожидала такого, вскрикнула и тут же схватилась за его спину, ногтями впиваясь в кожу. Она бы кричала от боли, но чтобы этого не делать впилась зубами в его плечо. Ее трясло, и казалось, сквозь ее тело прошел меч, разрывая все на своем пути. Слезы тут же выступили из глаз, а дыхание участилось, не давая думать. Но о чем думать, если боль- это единственное, что было в ее мыслях. Каждая мышца на ее теле была скована этой болью, и слава Богу, герцог больше не двигался, просто замер в ней. Диана не знала, что будет дальше, но хотелось, чтобы он прекратил это делать и ушел прочь. И больше никогда это не делал. Она готова была молить его об этом.

С каждой секундой боль утихала, но это мало помогало. Не помогало даже то, что ее ногти разодрали его кожу в кровь, не помогало даже то, что она прекратила его кусать и откинулась на подушки. Это было ужасно, и будь проклята Мария в тот момент, когда говорила о каком-то блаженстве. Это муки ада и сам Дьявол сейчас еще в ней, гладит ее волосы и стирает слезы.

— Я вас ненавижу, — прошептала Диана, — горите в аду!

Стефано усмехнулся и подался вперед, Диана тут же вскрикнула от новой боли, которая не была так сильна, но и приятного ничего не приносила. Больше ругаться не было сил, она смирилась с тем, что это есть и это надо пережить.

— Самое страшное позади, прошу прощения, что не предупредил, Ваша Светлость, — съязвил он, — обычно женщины переносят потерю невинности куда спокойнее и радостнее.

Она лишь нервно вздохнула, теперь ощущая давление на нижнюю часть тела, их тела еще соединялись до неприличия вульгарно, но в тоже время так интимно. Сейчас не хватало поцелуя… Просто поцелуя, который стал бы для нее чем-то утешительным…

А еще хотелось ласки, чтобы ее обняли и прижали к своей груди, слезы снова стали скатываться по щекам, но уже не от боли, а от одиночества.

Стефано стал медленно двигаться в ней, пришлось снова схватиться за его спину- боль то нарастала, то исчезала. Он дышал ей в шею часто и сбито, Диана позже поняла, что дышит так же, почти что в одном ритме с ним. Иногда всхлипывая от неудобств, тогда он останавливался, переводил дыхание и продолжал дальше.

Все закончилось, когда его дыхание стало совсем частым, у Дианы даже близко не было такой активности. Она ничего не поняла, но он вдруг перестал дышать и что-то прорычал. Потом небольшая молчаливая пауза, и Стефано приподнялся на локтях, смотря в ее глаза:

— Теперь вы моя жена в полной мере.

Не отрывая взгляда, он вышел из нее, и тут же Диана выдохнула и свела ноги вместе, вынимая из-под ягодиц подушку. Наконец она сможет быть сама с собой, свернуться калачиком, зарыться в одеяло…

В другом краю комнаты послышался шум воды, она привстала, уперевшись о кровать, наблюдая, как ее обнаженный муж смачивает тряпку в воде.

Между ног стало сыро, Диана не сразу поняла, что случилось, но откинув одеяло пришла в ужас: под ней было много крови. На подушку она не обратила внимание, но перевела взгляд на нее и только сейчас заметила водянистые алые круги.

— Боже мой, — наступала паника, но рука герцога уложила ее на место. Он навис над ней:

— Это естественно…

— Это ужасно, — она уперлась в его грудь, — прошу вас, не приближайтесь больше ко мне…

— Диана, это лишь раз, — рявкнул он, она замолчала и тут же слабла, — больше крови не будет.

Крови не будет, но будет боль… Она никогда не забудет эту боль и еще поговорит с Марией. Или нет! Она будет молчать, о таком рассказывать грех, это слишком лично.

Стефано коснулся ее ног, пытаясь развести, но Диана отпрянула от него, как от чумного, пытаясь отползти дальше и закрыться в одеяле:

— Что вы делаете?

— Пытаюсь тебя помыть, ты вся в крови…

— Не надо, — это было неприличным, она бы умерла со стыда, если бы он еще смотрел туда, где она сама не знает что, — нет.

— Тогда позову Марту, — он уже почти встал с кровати, когда она уткнувшись в подушку произнесла отрицание. Сейчас не хотелось слушать восторженные вопли камеристки, — Марту ты тоже не хочешь. Я — твой муж, Диана, хочешь ты этого или нет, но ты будешь смотреть на меня обнаженного, не пряча взгляда, и давать делать то, что слишком лично перел слугами.

— Господи, прости меня за все грехи, — простонала она и привстала с кровати, тут же одеяло упало и оголило ее грудь. Стефано перевел взгляд на это зрелище, но мотнув головой, произнес:

— Я просто смою кровь.

Она кивнула несколько раз, всхлипывая и ложась на спину. В руках она сжимала край одеяла, пытаясь им прикрыться.

Стефано коснулся мокрой тряпкой ее ног, пытаясь развести в стороны- это получилось не с первой попытки, но силу он применять не стал. Пытался быть уже заботливым, что-то бурча себе под нос. А Диана закрыла глаза, сгорая со стыда, ощущая, как касается мокрая ткань ее кожи на внутренней стороне бедер. Боже Милосердный, она надеялась, что это сон. Но если это сон, то это точно кошмар.

— Все, — наконец произнес он, и Диана тут же дернулась и укуталась одеялом. Очень бы хотелось верить, что «все» это навсегда, и герцог больше никогда не прикоснется к ней.

Она легла на бок, головой даже не касаясь подушки, свернулась калачиком, как мечтала, и слышала, как он одевается. Ей было все равно: спуститься ли он к гостям, которые точно знали, что происходит в спальне, или уйдет к себе. Но она надеялась, что он не вернется к ней.