Шура нежданно-негаданно свалился на голову Морису в половине одиннадцатого утра.

– Ты? – удивился Миндаугас, открывая ему ворота.

– А ты кого-то ждал другого? – хмыкнул Наполеонов.

– Нет, но Мирославы нет.

– Знаю, я с ней по сотовому разговаривал не так давно. Она сказала, что к первой жене Дарского поехала. Вот ловка! – похвалил он подругу детства. – Даже нам не дали с ней поговорить, а Славка, пожалуйста, добилась встречи.

– Так она напрямую позвонила Ольге Сергеевне.

– Понятно.

– Шура, раз ты знаешь, что Мирославы нет, то чего приехал?

– К тебе! – ткнул Наполеонов Миндаугаса пальцем в грудь.

– Да…

– Мирослава сказала, что у вас клубничный пирог остался, – простодушно признался следователь.

– Ах, вот в чём дело, – рассмеялся Морис. – А я уж было вообразил, что ты соскучился по общению со мной.

– И это тоже! – преданно заверил его Шура.

Через полчаса они уже сидели на кухне, и Наполеонов с удовольствием уплетал пирог, запивая его крепким чаем.

– Вкусно, – проговорил он с полным ртом.

– Жаль, что вчерашний.

– Ничего, – утешил его Наполеонов, – я любой съем.

– Ой, у нас там ещё пара пирожков осталась, – неожиданно вспомнил Морис, – кажется, с грибами.

– Ты что, не помнишь, с чем пёк? – настороженно осведомился следователь, проглотив последний кусочек.

– Почему не помню, помню, но это не я пёк.

– Только не говори мне, что Славка занялась на досуге приготовлением пирожков, ни за что не поверю.

– Так я и не утверждаю, что она их испекла. Она их привезла.

– Из кулинарии? – спросил Шура, и на лице его было разлито неодобрение.

– От свидетеля.

– От какого ещё свидетеля?!

– От мужа Алевтины Дарской.

– Так он же учёный!

– По-твоему учёный не имеет право печь пирожки? – усмехнулся Морис.

– Право он, конечно, имеет, – задумчиво проговорил Шура и тотчас набросился на Мориса: – А ты чего сидишь-то?!

– В смысле?!

– В смысле тащи свидетельские пирожки. Считай, что это вещдоки.

– А что, следователи теперь лопают вещдоки? – уколол его Морис, ставя пирожки разогреваться в духовку.

Шура в ответ только тяжело вздохнул, потом спросил:

– А что у нас на обед?

– У нас? – оглянулся Морис. – Ты останешься на обед?

– А ты решил накормить меня прошлогодними пирожками и выставить за ворота?

– Просто я подумал…

– А думать тебя не просили, просили ответить на вопрос: «Что у нас на обед?»

– Запеченная курица и салат с цветной капустой и овощами.

– И всё?!

– А ты не лопнешь?

– Нет, – заверил его Наполеонов, – давай ещё будет пюре картофельное, ну, пожалуйста, – он уставился на Мориса умоляющими глазами.

– Если картошку начистишь, – сурово глянул на него Морис.

– Есть начистить картошку! – радостно отрапортовал Наполеонов, хватая с тарелки разогретые пирожки.

– Осторожно!

– О! Пирожки, что надо! Пожалуй, я тоже съезжу к этому свидетелю снять показания.

– Только заранее предупреди его о пирожках, – рассмеялся Морис.

* * *

Ольга Сергеевна Дарская, открыв Мирославе дверь и впустив её в прихожую, внимательно осмотрела детектива и, видимо, оставшись довольна первым впечатлением, пригласила её в гостиную – большую светлую комнату. Светлым было всё, мебель, чехлы и занавеси, сдвинутые в сторону для того, чтобы окна пропускали как можно больше света.

Мирослава тоже успела рассмотреть хозяйку дома – худощавая, подтянутая женщина с молодёжной стрижкой на седых волосах. Глаза внимательные, серо-голубые с едва заметным свечением изнутри.

Кожа на лице и руках гладкая и даже шея не выдавала возраста женщины. Несмотря на седину, ей никак нельзя было дать больше 55, хотя Мирослава знала, что хозяйке дома семьдесят пять лет. Она была ровесницей своего бывшего мужа.

Самое удивительное, что болезнь тоже не отразилась на её внешности. Хотя Мирослава не исключала, что Ольга Сергеевна следит за собой с помощью всех новейших технологий, хотя пластическую операцию она исключила с первого взгляда на женщину.

– Вы, наверное, удивились тому, что я сразу же согласилась с вами встретиться? – тихо спросила женщина, неторопливо сервируя маленький столик для чая.

– Немного, – вежливо улыбнулась Мирослава.

– Просто я не люблю заставлять людей упрашивать себя, – сказала Ольга Сергеевна, – ведь если бы вам действительно не нужна была встреча со мной, вы бы не стали мне звонить.

– Логично, – согласилась Мирослава.

– Я догадываюсь, что поговорить вы со мной хотите о моём бывшем муже в связи с его неожиданной кончиной.

– Да. Простите, Ольга Сергеевна, но почему вы говорите о неожиданной кончине, ведь ваш муж покончил жизнь самоубийством.

Женщина грустно улыбнулась:

– Ну, во-первых, самоубийство его тоже не было никем ожидаемым, а во-вторых, я не верю, что Артур мог сам себя убить.

– Он был обнаружен в закрытой комнате.

Грустная улыбка вновь скользнула по губам женщины.

– Знаете, я на досуге стала читать много детективов. И там нередко преступление совершается именно как бы в закрытой комнате.

– Как бы, – повторила Мирослава задумчиво и тут же вздохнула: – Увы, на этот раз комната действительно была заперта изнутри, а ключ находился в руках вашего мужа.

– Дорогая, вы ведь детектив?

– Да.

– Ну так вот вам и предстоит разгадать эту загадку.

– Вообще-то ваша дочь наняла наше агентство для того, чтобы мы ответили на вопрос, что заставило вашего мужа нажать на курок, – осторожно проговорила Мирослава.

– Да? – рассеянно спросила хозяйка. – Ну что ж, посмотрим, что из этого получится. – Она налила в чашки заварку и кипяток, не спрашивая, какой крепости любит чай Мирослава. И как ни странно, угадала её вкус.

– Спасибо, – поблагодарила Волгина.

Минуты две они молча пили чай.

А потом Мирослава попросила:

– Расскажите мне, пожалуйста, о своём муже.

– О бывшем муже, – грустно поправила её Ольга Сергеевна.

– Извините.

– Ничего. Что именно вы хотите узнать?

– Я хочу понять, каким он был человеком, что двигало им в тот или иной период жизни.

– Если вы хотите узнать, был ли Артур подвержен страстям, то я могу сказать только то, что его единственной страстью было искусство. Он жил своими ролями. Театр и кино были для него смыслом жизни.

– А вы?

– Я? – переспросила Ольга Сергеевна и ответила с затаённой печалью: – Я была его тенью.

– Вот как?

– Да, я с самого начала стала жить его интересами, меня заботило прежде всего то, чтобы Артур и дети чувствовали себя комфортно, чтобы в доме было тепло, пахло вкусной едой.

– Но ведь сначала у вас была любовь?

– Вы правы, сначала была любовь. Впрочем, моя любовь к Артуру никогда и не исчезала. Она и сейчас со мной. А вот его любовь незаметно для меня выветрилась. – Губы Ольги Сергеевны едва заметно дрогнули.

– Простите, что я об этом спрашиваю, – тихо проговорила Мирослава.

– Я понимаю, что делаете вы это не из праздного любопытства. Так что спрашивайте.

– Спасибо. Артур Владимирович часто увлекался другими женщинами?

– Вы, наверное, удивитесь, но не было других женщин. По крайней мере, мне об их существовании ничего не известно.

– То есть он был верным мужем.

– Да, – снова грустно улыбнулась Ольга Сергеевна, – и это всех удивляло.

– Удивляло?

– Естественно! При его-то известности! Вы даже представить не можете, как осаждали его поклонницы.

– Отчего же не могу, – улыбнулась Мирослава. – Небось на части рвали.

– Во времена нашей молодости до такого плебейства не опускались. Но цветами и подарками заваливали, звонили, ждали возле театра. – Ольга Сергеевна тихо вздохнула и добавила: – Хорошие раньше были времена.

Мирослава не стала спорить. Наверное, любому человеку времена его молодости кажутся самыми прекрасными.

– Ольга Сергеевна, а как складывались отношения вашего мужа с детьми?

– С детьми? – почему-то удивилась Дарская. – С детьми прекрасно!

– С обоими?

– Конечно. Правда, Серёжа был более привязан к отцу, но это вовсе не значит, что Артур не любил или обделял вниманием Алевтину, нет, просто…

– Что просто?

– Понимаете, у Серёжи характер мой. Он добрый, отходчивый, готов понять и простить не только родного отца.

– А Алевтина?

– Алевтина пошла в отца. Оба упрямые и их трудно сдвинуть с той точки зрения, которую они уже заняли.

– Но до того, как Артур Владимирович встретил свою вторую любовь, у него не было конфликтов с дочерью.

– Не было, – подтвердила Дарская, –