журналисты проявили более глубокий интерес к её семье.

– Хорошо, я посмотрю.

Они молча доели завтрак. Каждый думал о своём…

– Мирослава, а кем вы мечтали стать в детстве? – неожиданно спросил Морис.

– Амазонкой, – не раздумывая ответила она.

Миндаугас вглядывался в её лицо и не мог понять, шутит она или нет.

– Но ведь амазонок не существует, – наконец сказал он нерешительно.

– Ты уверен? – улыбнулась она.

– Я читал, конечно…

– Я не о тех, о которых писали древние греки, а о тех, что здравствуют ныне.

– В джунглях?

Она рассмеялась:

– Знаешь что, давай лучше пить чай.

– Давайте. А я в детстве мечтал стать капитаном рыболовецкого судна, как отец.

– А стал юристом, как все нормальные люди, – поддразнила она его, оставаясь внешне серьёзной.

И он, не выдержав, рассмеялся:

– Какая вы догадливая.

– А то!

* * *

Аполлинария Андреевна и впрямь была удивлена, увидев на пороге своей квартиры частного детектива. Но от разговора не отказалась.

Она внимательно прочитала предъявленный Мирославой документ и проговорила, ни к кому не обращаясь конкретно:

– Значит, вы частный детектив…

– Да, и я хотела с вами поговорить, – ответила тем не менее Мирослава.

– Отчего же нам и в самом деле с вами не поговорить, – промурлыкала Аполлинария Андреевна. – Снежок звонила мне и говорила, что Алевтина Дарская наняла частного детектива, чтобы установить причину самоубийства Артура.

– Вы сказали Снежок?

– Да, я так называю Снежаночку с детства.

– Понятно…

– Что же мы стоим на пороге, – обворожительно улыбнулась Аполлинария Андреевна, – проходите.

Мирослава прошла за хозяйкой в гостиную, в оформлении которой преобладали цвета спелой вишни. Возможно, поэтому невольно казалось, что стоит присесть на кресло или диван, как из них брызнет сок.

Однако Волгина рискнула и расположилась в удобном кресле.

Она уже успела рассмотреть хозяйку квартиры. Сказать точно, сколько лет Аполлинарии, было невозможно. По внешнему виду можно было дать не более тридцати, но Мирослава знала, что Аполлинарии Андреевне Павловой весной этого года исполнилось сорок шесть.

Тётка и племянница были чем-то похожи друг на друга, линией подбородка, носа, разрезом глаз…

Но только у Аполлинарии глаза были ярко-зелёные, а волосы рыжие, как костёр в ночи.

– Вы так пристально рассматриваете меня, – улыбнулась Павлова, – точно хотите понять, не линзы ли у меня. Уверяю вас у меня свой такой цвет глаз. И волосы тоже свои.

– Спасибо за разъяснение, – улыбнулась Мирослава.

– Просто не хотелось оставлять вас в неведении и сомнениях, – улыбнулась Аполлинария.

– Аполлинария Андреевна, ответьте мне, пожалуйста, так же откровенно, как вы отнеслись к тому, что Снежана вышла замуж за человека, который намного старше её?

– Просто Аполлинария, – поправила она.

Мирослава кивнула в знак согласия.

– Как я отнеслась к браку Снежаны, – проговорила женщина, – нормально отнеслась. Если он нравился Снежане, то почему нет? Лишь бы она была счастлива.

– А вам нравился Артур Владимирович Дарский?

– Да, – не колеблясь ни секунды, ответила Аполлинария.

– Я имею в виду как мужчина, – нашла нужным уточнить детектив.

– Он нравился мне во всех отношениях, – одарила её доброжелательной улыбкой Аполлинария.

– Да, я понимаю, лучи славы скрадывают многие недостатки…

– Я бы не сказала, что у Артура были какие-либо выдающиеся недостатки, – не согласилась с ней Аполлинария.

– Но всё же людей без недостатков не бывает…

– Конечно, – согласилась женщина, – но уверяю вас, если у Артура и были недостатки, то они были самыми обычными и не мешали моей племяннице быть с ним счастливой.

– Его увлечённость работой тоже не мешала Снежане?

– Абсолютно, – уверенно ответила Аполлинария.

– До того как стать женой Дарского, материальное положение вашей племянницы оставляло желать лучшего? – резко сменила тему Мирослава.

Аполлинария, вероятно, не ожидала такого провокационного вопроса и невольно бросила на детектива неприязненный взгляд, но быстро справилась с собой и ответила спокойно:

– До встречи с Артуром Снежана жила жизнью обычной российской девушки. Конечно, она не шиковала, не носила бриллиантов, но у неё была квартира и она не бедствовала.

– А что стало с квартирой Снежаны после замужества?

– Мать Снежаны, моя сестра, скончалась, и я разрешила племяннице продать квартиру.

– Разрешили? То есть там была и ваша доля?

– Можно сказать и так, – улыбнулась Аполлинария, – но я там так давно не жила, что посчитала неприличным на что-то претендовать. Тем более, как вы видите, я неплохо обеспечена.

– Но ваша племянница после брака с Дарским, вероятно, оказалась обеспечена намного лучше вас.

– Как сказать, – неопределённо отозвалась Павлова.

– Наверное, Снежана уже сказала вам, что по завещанию всё движимое и недвижимое имущество Артура Владимировича Дарского достаётся ей?

– Нет, она ничего мне об этом не говорила.

– В то время как родные дети полностью лишены наследства, – заметила Мирослава.

– Если такова была воля Артура, – пожала плечами Аполлинария, – то так тому и быть.

– Да, несомненно. Навряд ли детям удастся оспорить завещание отца. Хотя почему бы не попробовать…

По взгляду, брошенному на неё Аполлинарией, Мирослава поняла, что та не одобряет её мнения. Ну, ещё бы, племянница, родная кровь.

– А ваша сестра одобряла выбор дочери?

– Она не дожила до этого счастливого события.

– Жаль…

– Очень, – вздохнула Аполлинария, – мы были близки с сестрой. Ведь ни у неё, ни у меня никого, кроме Снежаночки, не было.

– Ваша сестра долго болела?

– Я бы так не сказала. Просто у неё было слабое сердце. И всё случилось в одночасье.

– Снежана продолжала после ухода матери жить в квартире одна?

– Нет, она не могла там оставаться, поэтому переехала ко мне.

– Аполлинария, а вам не было жаль Ольгу Сергеевну?

– Какую Ольгу Сергеевну? – удивилась Павлова.

– Первую жену Дарского?

– С какой стати мне её жалеть? – повела плечами Аполлинария. – Я даже не знакома с ней.

– И тем не менее?

– Я никогда даже не задумывалась над этим. Но по большому счёту она сама виновата.

– В чём?!

– В том, что не смогла удержать такого мужа и осталась у разбитого корыта.

– Ну что ж, может быть, вы в чём-то и правы, – вздохнула Мирослава.

– А вам её, конечно, жаль? – насмешливо спросила Аполлинария.

– Да, – призналась Мирослава, – мне жаль всех женщин, которые, забывая о собственных интересах, приносят свою жизнь в жертву любимому мужчине.

– Я думаю, что их не стоит жалеть. Они сами сделали свой выбор, – холодно проговорила Павлова.

– Однако в этом не только их вина. Ведь общественное мнение до сих пор учит девочек тому, что семья главное предназначение женщины.

– А жизнь преподаёт им совсем иные уроки.

– Горькие уроки.

– Что ж, такова жизнь! Зато умные девушки, глядя на них, учатся на ошибках этих клуш.

Мирослава кивнула:

– Не только учатся, но и умудряются выхватить из любовно свитого гнезда наиболее лакомый кусочек.

Аполлинария расхохоталась и погрозила детективу пальцем.

– Опять вы нападаете на мою племянницу! Но как говорила героиня советской комедии – «Не виноватая я! Он сам пришёл!». Снежана глазок Артуру не строила и не соблазняла его. Он сам влюбился в неё без памяти и не давал ей прохода, пока она не ответила на его страсть.

– Не менее горячей страстью…

– А что вы хотите? Девочка влюбилась! Да и кто смог бы не влюбиться в Дарского?

Вопрос был риторический, и отвечать на него Мирослава не стала. Она распрощалась с хозяйкой и покинула гостиную, которую про себя она назвала вишнёвой…

* * *

Вечером приехал Шура, и после того как съел две порции отбивных, тарелку тушёной капусты и запив всё это крепким чаем с домашними печеньями, он охотно выслушал всё, что удалось узнать Мирославе, или, как она считала, то, что узнать ей не удалось…

– Да, подруга, – вздохнул Наполеонов, – мне тоже порадовать тебя нечем.

– Ты узнал то, о чём я тебя просила?

– Ты имеешь в виду возможность амурных дел красавицы Дарской с массажистом и тренером?

– Шура, не тяни!

– Так вот, массажист и парикмахер у Снежаны женского рода. Обе очень даже симпатичные девушки. А тренер по фитнесу сорокалетний глубоко женатый мужик. Отец пятерых детей.

– Это могло ему не помешать…

– Исключено. Сам удивился, но проверили его со всех сторон – примерный супруг.

Мирослава хмыкнула.

– Вот-вот, – подхватил Шура. – Я его и спрашиваю: «Как же вы среди такого цветника слюной не исходите?» А он мне: «Вы, товарищ следователь, много