Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трясущимися руками Костя открыл нужную страницу. Действительно, есть некий Семен Миронович. И телефон его.
– Мобильник на столе!
Костя поспешно схватил телефон – тот был предусмотрительно оставлен на зарядке, поэтому во время звонка повторить собственные подвиги с отключением трубки в самый неожиданный и неподходящий момент Костя, к счастью, не мог. Он быстро набрал номер, и неведомый Семен Миронович отозвался почти сразу.
– Повторяй за мной! – велел Виорел свистящим шепотом за секунду до ответа. – Просто повторяй, и все!
– Хорошо! – Костя закивал; в тот же миг громко и отчетливо, так, что расслышал не только Костя, но и лежащий на полу Виорел, Семен Миронович произнес:
– Слушаю!
– Виорел, – сказал Виорел.
Костя послушно повторил это в трубку.
– Огонек!
– Огонек, – упавшим голосом странслировал Костя.
– Дома.
– Дома…
– Сейчас буду, – без тени удивления пообещал Семен Миронович и дал отбой.
– Дверь отопрешь, – велел Виорел и закрыл глаза. – Там просто, сначала нижний замок, потом верхний.
Костя боялся его трогать. Сам он перепугался еще сильнее, чем во время стрельбы в маакуте, и впал в странное душевное состояние – мысли словно окостенели и замерли, хотя теоретически можно было попробовать Виорела перевязать. Но было страшно навредить, потому что санитар из Кости уж точно получился бы куда худший, чем носильщик.
В дверь резко позвонили уже минут через десять; ну, может, чуть больше – двенадцать. Перед этим на улице негромко профырчал автомобиль, однако Костя не ждал такой быстрой реакции на звонок, поэтому не связал эти звуки с визитерами.
А зря.
Он отпер замки – на пороге возникли трое мужчин в белых халатах, очень похожие на бригаду «скорой помощи» – в руках блестящие чемоданчики, у одного еще и тренога под капельницу.
– Где? – без обиняков спросил первый.
– Там… В комнате. На полу.
Костю отстранили с дороги. Растерянно глянув в спины врачам, он прикрыл входную дверь и сунулся в комнату, где оставался Виорел, но входить не стал, прислонился к дверному косяку и вытянул шею, вглядываясь.
Кто бы ни были эти ребята, медиками они являлись без всяких сомнений, причем фактически полевые условия их ни в малейшей мере не смутили. Виорел моментально был перемещен на койку, куртку с него срезали; один из чемоданчиков был трансформирован в раскладной столик с хирургическим инструментом. Виорелу вкатили какие-то уколы, и минут десять врач колдовал над его ранами. Остальные двое помогали-ассистировали. Косте только однажды скомандовали поставить чайник, что он со всей возможной скоростью и старательностью метнулся и выполнил. Чаи гонять медики не собирались – им нужен был кипяток.
Так прошло еще минут пятнадцать. А потом над Виорелом захлопотали уже двое помощников, а врач принялся стягивать одноразовые перчатки и пробурчал из-под марлевой повязки:
– Вовремя вы! Еще бы полчаса-час – могли бы возникнуть проблемы.
Голос у него был спокойный и удовлетворенный, как у человека, проделавшего важную и непростую работу, причем проделавшего отменно и прекрасно сознающего это.
– А так не будет проблем? – осмелился на вопрос Костя.
– Теперь – не будет, – заверил врач. – Отлежится. Раны в целом пустячные, но без вмешательства пошли бы осложнения. Ты ему кто? Родственник?
– Нет, просто знакомый, – ответил Костя. – Можно сказать, напарник.
– Давно из Центрума?
Ну, разумеется. Врач все знал, как иначе?
– Только что. Виорел сразу велел вам звонить, как только я его оттуда вытащил.
– Что ж, разумно. Тогда пусть спит. Я буду заезжать первые дни, проверять что к чему.
– А… – Костя растерялся. – Вы его разве в больницу не заберете?
Врач посмотрел на Костю как на умалишенного.
– В больницу? С огнестрелом? – иронично переспросил он.
«Действительно, – спохватился Костя. – От ментов… то есть, прошу прощения, полицаев с таким ранением отделаться – никаких шансов».
Помощники врача вскоре закончили колдовать над бесчувственным Виорелом, свернули часть оборудования (капельница, к примеру, осталась) и всем видом показали, что готовы к дальнейшим перемещениям. Врач что-то с минуту наговаривал в айфон, потом ободряюще похлопал Костю по плечу и, на ходу бросив: «Ну, бывай!», стремительно направился к выходу.
Костя в легком замешательстве проводил медиков и закрыл за ними дверь.
«Носильщиком я поработал, – подумал он мрачно. – Кажется, на очереди роль сиделки при раненом».
Так или иначе, гипотетическое партнерство следует отрабатывать, это Костя понимал прекрасно.
Он, осторожно склонившись, поглядел на спящего Виорела и пошел обследовать кухню. Неотъемлемую и очень важную часть любого госпиталя.
На поправку Виорел пошел дней через пять. До такой степени, что начал вести с Костей пространные беседы, из которых можно было сделать первые осторожные выводы относительно ближайшего будущего.
Похоже, Косте действительно нашлось местечко в замыслах Виорела.
Кроме того, Костя нежданно-негаданно для себя начал осознавать, что недолгий и сумбурно закончившийся поход в чужой мир необратимо изменил что-то глубинное в его сознании и самооценке.
Во-первых, еще в день возвращения, но уже ближе к вечеру, после второго визита бригады скорой подпольной медицинской помощи, Костя позвонил маме. Сам. Просто сообщить, что с ним все в порядке и исчез он только потому, что ищет новую работу. Даже уже практически нашел. Нет, не голодает, нет, с ним действительно все в порядке, нет, он не спутался с новой пассией. Просто дела. Мама совершенно точно удивилась и ему скорее всего не поверила, но тиранить и допытываться не стала, по крайней мере прямо сразу.
После разговора с мамой Костя не забыл вернуть мобильник на зарядку.
Он долго размышлял – позвонить ли Машке. К определенному выводу не пришел, но и пока не позвонил.
Во-вторых, назавтра после возвращения, когда Виорел был еще слаб, чтобы предпринимать какие-то самостоятельные действия, но уже мог говорить, он велел Косте найти во все том же ящике стола деньги, взять четыреста долларов и расплатиться со Шпицем. А заодно и наполнить холодильник, поскольку там не то чтобы мыши гроздьями от голодухи и безысходности вешались, но вообще было как-то пустовато. И Костя позвонил Шпицу, внезапно осознав, что при этом не чувствует привычного холодка в груди. И потом, встретившись с ним и без всяких прогибов-заискиваний рассчитавшись с долгом и отказавшись обмыть это дело – спокойно, но твердо, без потери достоинства, – Костя понял: он действительно уже не тот самый обормот трехдневной давности. Хоть немного, а другой. Шпиц это тоже почувствовал бандитским своим нутром: деньги спрятал, искоса глянул на Костин разбитый нос и молча отвалил. А раньше просто взял бы за шиворот да и повлек в «Разбойник», и хоть ты обпротестуйся.