— Они считают себя высшими созданиями.

— А ты, выходит, не высшее создание?

— Нет, конечно.

— Странно. Мне казалось, высшие создания с добром дружат. Ты вот меня приютила, Алика… чужих тебе людей, значит, с добром живешь. Ты и есть высшее создание, так как человек хороший.

— Серьезно? Хм… впервые слышу, что я хороший человек. Приятно.

Ночь в доме Юлии выдалась уникально тихой, буквально гробовой, как будто здесь не было ни одной живой души. Но это неудивительно, ведь дом стоит в тихом старом квартале, ко всему прочему вдали от проезжей дороги, по которой в ночную пору практически не ездят автомобили.

Примерно в два часа ночи он очутился в гостиной и осмотрелся, как коршун, высматривающий добычу. Да, тихо так, что хоть не дыши, — ведь здесь есть люди, нельзя, чтобы они проснулись. К тому же темнота неполная. В гостиной всегда горят ночники, чтобы не свернуть шею, если вдруг понадобится спуститься вниз, пройти в кухню. Однако эти же огоньки, расположенные на стене вдоль лестницы на равном расстоянии, могли и выдать, если кто-то появится. Следовало поторопиться.

Босиком (в носках) он начал подъем по лестнице, ступал на цыпочках и очень осторожно, но… чертова лестница скрипела, словно старуха суставами, а он морщился, как будто это могло заглушить скрип.

Поднялся. И быстренько засеменил в конец коридора. Перед дверью спальни перевел дух, отер пот со лба тыльной стороной ладони и взялся за ручку… Осторожно повернул… Услышав слабый щелчок, понял, что дверь открыта, теперь он бесшумно впорхнул (хотя данный глагол подходит не мужчине, а женщине) в спальню. Здесь стояла чернильная темнота. Но он уверенно шел к кровати, наконец наткнулся на нее и замер, прислушиваясь.

Юля спала крепко, она никогда не жаловалась на бессонницу или чуткость во время сна, не почуяла и на этот раз, что не одна в спальне. А он привык к темноте, уже различал тело на кровати, тихонько поставил колено на постель и взял всей пятерней Юлю за плечо. Она выдернула плечо, повернулась на другой бок и вдруг распахнула глаза, напряглась, затем резво оглянулась… и увидела черную тень, нависшую над ней.

— Кто здесь?.. — выдавила Юля.

— Я, я… — зашептал Иван. — Муж твой. А ты кого ждала?

— Фу, — с облегчением вздохнула Юля. — Ну и напугал… Нет, ты думаешь, что делаешь, или совсем чокнулся? Я чуть не умерла!

Иван пополз к ней на коленях, грозно шипя:

— И ты… ты еще меня упрекаешь?! Офонарела, да?

Юля щелкнула выключателем, загорелась лампа на тумбочке под оранжевым абажуром, а Иван прищурился, впрочем, она тоже щурилась, пока не привыкла к свету. Выглядел Ваня слегка потрепанным: зарос щетиной, явно пил, оттого припух, губа разбита — не дрался же, в самом деле, значит, пьяный упал и… Юля злорадно подумала: «Так тебе и надо». Но ничего не сказала своему непутевому мужу, ждала с его стороны увертюры, которая не заставила себя ждать:

— Что происходит? Тридцатого ты отправилась к следаку, вернулась, но даже не зашла домой, а уехала! Я тебе звонил раз сто! Ты не брала трубу! Что за номера? Ты не вернулась и тридцать первого! Где ты шлялась?

— Фу, фу, фу, — сморщилась Юля. — Хм, шлялась… Это ты о своей жене так? С которой прожил столько лет?

— Кого в дом привела? Что за дурь тебе пришла в голову? Теперь я не могу по собственному дому свободно ходить! Вынужден сидеть в подвале, как крот!

— В цокольном этаже, а не в подвале, — поправила жена. — Там у нас спортивный зал, баня со всеми прибамбасами, включая самовар и холодильник… Кстати, ты почему не мылся? От тебя несет, как от…

Не сдержался Иван. Поскольку под руками ничего из ударных инструментов типа дубины не имелось, он схватил подушку и ею огрел жену.

— Рехнулся? — окрысилась она. — Ты напрашиваешься…

— Я напрашиваюсь? Я?!

— Тихо! Чего орешь как резаный? Наши гости сбегутся и увидят, что ты жив, а тебя ведь нет!

— Кто они, твои гости? Где ты их взяла? Какого черта домой притащила?

— Так получилось, — огрызнулась Юля, но не повышая голоса. — Людям негде ночевать, не оставлять же их на улице!

— А наш дом что — ночлежка для бездомных? Подумала бы о муже!

— Пф! — издала она презрительный звук и отвернулась.

Отвернулась! Иван вдруг обмяк, сел на постели и опустил голову. Он не мог не почувствовать между ними невидимой преграды, которую выстроила вторая половина. Юлька, жена и мать его детей, хранительница почти трехэтажного гнезда в центре города с приусадебным цветником, казалось, выставила мощный щит. Не понимал, в чем причина. Как человек, любящий ясность во всем, он взял паузу на несколько секунд, чтобы вычислить, какого рожна она взбрыкнула. Версий на ум не пришло, а жить в неведении — это не по Ивану.

— Юла, в чем дело? — строго, но с толикой страха произнес он. — Ты бы хоть объяснила, откуда такие перемены. Сижу тут как мышь, еда закончилась…

— Ничего, продержишься на собственных жирах. Я тебя вон как откормила: пачка разрослась — в самый раз вместо боксерской груши повесить.

У Ивана глаза стали квадратными: это не его Юла, это ведьма какая-то! Нет, скандальчики она, разумеется, закатывала, иначе не была бы женщиной, но чтобы вот так жестко и непримиримо — этого за ней не водилось. А он от нее сейчас зависит полностью, что не могло ему нравиться, да выбора нет.

— Ну и ну… — проговорил Иван изумленно.

И вдруг понял: ей кто-то наплел про него с три короба всяких гадостей. Он решил схитрить, изменив тактику и взяв паузу, как делал всегда во время ссор:

— Слушай, Юлька, дай сначала поесть, потом выложишь свои претензии ко мне.

Как отказать в куске хлеба родному мужу? Не зверь же она. Юля слезла с кровати, надевая халатик, ворчала:

— Без меня ты даже в холодильник не догадываешься заглянуть, а ведь что может быть проще? Иди, только тихо.

В кухне Юля набросала на поднос еды и предложила спуститься в обитель мужа, то есть в цокольный этаж, где он обосновался, прячась от глаз людских. В бане есть очень удобная комната отдыха со столом, лавками и креслами, но главное ее достоинство — это настоящий бункер, здесь хоть песни пой во весь голос, вряд ли наверху услышат. Стены, пол, потолок отделаны деревом, издающим нежнейший аромат. По стенам Юля развесила жостовские подносы, на полки выставила хохлому во всех известных вариантах, а посуда для горячих блюд, конечно, керамическая. Что еще? Рушники свешивались с полок — вышиты на заказ, они дополнили деревенский стиль, в углу висели веники, пучки трав для запаха…. Не баня, а этнический музей. Там и разместились супруги.

Иван набросился на еду, словно его привезли с необитаемого острова, где он не видел привычных продуктов пару лет. А она, усевшись напротив и выпив минеральной воды, получила возможность взглянуть на него по-новому, немножко отстраненно, отключив эмоции, мешающие воспринимать явь во всей ее неприглядной красе. Юля задавалась вопросами: кто он, что она пропустила, чего не заметила в Ваньке, подставившем свою семью под удар?