Щелоков не мог позволить оговору пуститься гулять по знакомым, слухи — штука опасная, до следствия дойдет и — вся компания дознания выстроит пикантную версию. Следовало приструнить Марью, что, ой, как непросто.

— Ты уверена? — усмехнулся он. — Ты обозревала меня со спины, я закрывал собой Юлу, ее вообще не видела, следовательно, твои утверждения про поцелуи пустой треп. А будешь настаивать, привлечем за клевету. Поверь, со мной лучше не связываться, я страшный и зубастый.

В довершение он постучал зубами, показав со всех сторон Марье довольно крупные бивни, а потом заулыбался, словно сделал нечто очень хорошее, доброе, милое.

— Угрожаешь?! — вскипела Марья.

— Что ты, дорогая. Всего лишь предупреждаю. Тем более, ты знаешь, что… неправа.

— Это все твои дешевые уловки! — огрызнулась Марья. — Вам не хочется, чтобы о вашей связи узнали, я вас понимаю, но погиб мой брат. Мой брат убит. И все, что сейчас нежданно-негаданно открывается, но что не понравилось бы Ване, должно интересовать не только меня.

Видимо, она слишком громко растрещалась, и результат не заставил себя ждать: Марья разбудила раненого героя, а его Юля не предупредила, как предупредила Владу, чтобы не смел показываться. Алик появился, словно на боевой зов, но остановился на пороге, видя, что в гостиной никто никого не бьет, а просто беседуют. Марья и Щелоков буквально рты раскрыли, да-да, раскрыли — не образно говоря, а в самом что ни на есть прямом смысле. И глаза у обоих попросту вылезли из орбит, на то была причина.

Мало того, что чужой мужик с перебинтованной головой явно провел здесь ночь, он еще и в халате разгуливает. А халат принадлежит… естественно, Ивану. Марья онемела, но Щелоков, привыкший к разным жизненным коллизиям (как правило, чужим), хотя бы осведомился у хозяйки:

— А это… прости, кто?

Как ни в чем не бывало Юля представила гостя:

— Это? Алик.

— Алик… — задумчиво повторил Щелоков, а Марья рот так и не закрыла. — И кто он? Откуда взялся? Почему здесь?

Юля вспомнила, как Саня сказал, что за последние дни узнал о ней много нового… Собственно, она тоже в себе обнаружила немало такого, о чем не подозревала. И сейчас страстно потянуло делать назло Маруське (так она за глаза называла Марью) и Саньке, чтобы их обоих крутило и перекручивало от злости. Так ли уж плоха Юля, неужели она провокаторша? Нет, на все есть причина. За какой-то миг память выдала массу эпизодов, когда Марья вместе с мамочкой издевались над ней, унижали прилюдно, а Юля хамство оборачивала в шутку. Главный вопрос: за что обе цеплялись к ней, чего хотели? А нет ответа. Они ее не любили, и — все. Но теперь баста.

— А какая тебе разница? — вопросом на вопрос ответила Юля. — Он человек, этого не достаточно?

— Не достаточно, — по-хозяйски повысил голос Щелоков, разглядывая незнакомца, прислонившегося к дверному косяку. — Алик… вы давно встречаетесь с Юлей?

— Почему сразу — встречаетесь? — заворчала Юля. — Не видишь? Человек ранен. Вы идите, Алик, к себе, идите.

— Вы уверены, моя помощь не нужна? — заговорил тот.

— Нет-нет, у нас тут семейный кружок… мои гости могут обидеть вас, а мне будет стыдно. Идите и отдыхайте.

Послушно развернувшись, он поплелся назад в сторону библиотеки, держа ладонь на голове. Во время паузы Юля зевнула, давая понять, как она устала, что являлось чистейшей правдой. Именно своим «безобразным» поведением она привела в чувство Маруську:

— Почему на нем халат моего брата?!

Юля мгновенно парировала:

— По-твоему, он должен надеть мой халат? Маловат будет.

— Но почему он вообще! В халате! — не унималась потрясенная Марья.

— Извини, я не могла позволить ему ходить голым.

— Го?.. Голым?! — ужаснулась святая Марья, а ее раскосые глаза стали круглыми-круглыми. — Он что, голым ходил по дому, поэтому ты дала ему…

Щелоков, поймав момент, вставил обеляющую себя фразу:

— Видишь, Мэри, а ты про нас подумала бог знает что.

— Значит, так… — встала Юля, затянула потуже поясок на халатике и решилась: — Дорогие гости, не надоела ли вам хозяйка?

Нет, она никогда так не поступала — не выгоняла из дома гостей, даже незваных и препротивных, но случилось. Ибо нестерпимо возмечтала освободиться от обоих разом. У нее появилось стойкое ощущение, будто оба жаждут управлять ею. Ну, это уж дудки.

Марья кондовый намек поняла, встала, правда, от последнего слова не отказалась:

— Я мчалась сюда поддержать ее, поплакать вместе, а она тут одного целует, второй голым в халате у нее ходит… замечательно оплакивает смерть мужа. Кстати, мой брат занял у меня крупную сумму, четыреста тысяч, так что попрошу вернуть…

— Предъявишь доказательства, что занял, верну, — парировала Юля. — Но только через полгода, вступив в наследство обеими ногами.

— Какие доказательства! — пыхнула Марья. — Я не брала у Вани расписок, у родного брата их не берут…

— А я не обязана верить на слово сестре мужа, — отрезала Юля и отвернулась, давая понять, что больше не намерена с ней разговаривать.

Следующий явно не мирный порыв Марьи упредил Щелоков, показав жестами, мол, иди лучше, я тут сам разберусь. Сестра Ивана, запыхтев, словно дореволюционный паровоз, ушла, бормоча невнятные угрозы и в завершение хлопнув дверью.

Юля медленно выпила воды, ожидая, что и Саня отчалит вслед за Марьей, а он не спешил. Ей пришлось сесть на диван и уставиться на него с немым вопросом: ты еще здесь, чего надо?

— Ты давно знаешь этого мужика? — поинтересовался Щелоков, да такой озабоченной интонацией, что Юля чуть не рявкнула: какое твое собачье дело? Но грубости… это нехорошо, она сдержала себя и подчеркнуто холодным тоном ответила:

— Саня, ты мне не муж, чтобы требовать ответа.

— Я твой адвокат. Мне не все равно, кто подбирается к тебе, вдруг он засланный казачок?

— Ну, засланный, ну и что? Все, закрыли тему.

— Ладно.

Щелоков подхватил кейс и пошел к выходу, но перед тем, как покинуть негостеприимный дом, обернулся и предупредил:

— Ты все же подумай об этом парне, чтобы не плакать впоследствии.

Наконец-то! Убрались оба, можно лечь и расслабиться. Юля рухнула на диван, натянула плед до плеч. Через пару минут послышались шаги на лестнице, это спускалась Влада.

— Юля, кто были эти люди? — спросила девушка.

— Ты их видела?

— Нет, но почти все слышала, вы же громко общались. Почему они с тобой разговаривали как с прислугой?

О! Точнее определения не подберешь. К ней именно так относились все приближенные к персоне мужа. В какой же момент, когда именно Юля допустила перейти грань? В конце концов, как мы позволяем, так к нам и относятся, стало быть, она сама преступила черту, спровоцировав публику продемонстрировать свою «воспитанность».