— Чемодан… То есть наследство.

— Я не понимаю.

Наконец Юля словно очнулась, взяла чашку:

— Спасибо. Сходи, пожалуйста, поставь входную дверь на шпингалет, чтобы она не захлопнулась, а потом посиди в своей комнате, ладно? Сейчас приедет один тип… ему не желательно пока тебя видеть.

— Почему?

— Потому что я не знаю, чего от него ждать.

— Он плохой человек?

Чего уж проще — высказать мнение, дать характеристику на уровне ощущений, которая в общем-то сложилась давно, но Юля поймала себя на мысли, что не может ответить на детский вопрос. А Влада и не настаивала, она вообще где-то витала, судя по отсутствующему взгляду.

— Ты о чем думаешь? — поинтересовалась Юля.

— Я? А, о Миле, подруге… рассказывала тебе о ней, ее чем-то… Как бы позвонить в больницу, узнать — жива или… все уже кончилось?

— Подумаем позже, ладно? Сама не предпринимай ничего.

— Почему не предпринимать?

— Потом. Ты иди… наверх. Саня вот-вот приедет.

Поезд затормозил, но вагон протянуло по инерции довольно далеко от того места, где он должен остановиться. Пришлось молодым людям бежать по ходу метров двести, лишь только оба увидели в окне вагона облик шефа, точнее, его орлиный профиль. А он, казалось, их не заметил, так как в глубоко посаженных глазах отражалась пустыня, это значит, что эмоции, события, люди, животные вне зоны интересов Павла Давыдовича Урбаса.

Колеса заскрипели от трения, наконец поезд стал. К этому времени и Йог с Тамтамом подбежали к выходу, где маячила проводница. Первый из парней, жилистый, крепкий, но невысокий, с лицом бунтаря, кличку Йог получил потому, что чуть ли не с пеленок занимался йогой. Второму не чуждо обжорство, гимнастиками он никогда не увлекался, потому запыхался, пока добежал. Лицо простака (и даже дурака) вовсе не обман зрения, в данном случае выражение «внешность обманчива» не про него, а Тамтам — потому что Веня любит отбивать такт пальцами и напевать. Кличку ему, кстати, дал Йог, у него и с интеллектом был полный порядок. Если Тамтам слушал «музло», то второй читал книжки.

За спиной проводницы появился Урбас. Есть люди, на которых достаточно взглянуть, чтобы понять: это король если не по рождению, то по положению. Им ничего и делать-то не нужно, да они и не делают, они просто живут, их не волнует публика вокруг и тем более ее мнение. Урбас из этой редкой серии. Пятьдесят лет только улучшили породу, отшлифовали независимый нрав, ведь возраст либо улучшает личность, либо низводит до уровня брюзги-надоедалы. Одна посадка головы с орлиным носом чего стоит! И эти развернутые острые плечи, прямая спина — приятно посмотреть! Даже стройность говорит сама за себя: излишеств Урбас избегал, а строгость напускает на себя в качестве защитного щита от тех, кто лезет в душу без спроса. Остается добавить, что манеры Павла Давыдовича отшлифованы ошибками, которые мы все совершаем при столкновении с людьми, посему никакой простоты и панибратства он не позволял никому. Урбас степенно сошел по ступенькам, поздоровался с парнями на ходу, идя к зданию вокзала:

— День добрый. Когда приехали?

— Часов пять назад, — ответил Йог. — Мы даже поспать успели.

— В таком случае покатаете меня по городу, хочу познакомиться с ним. Номер мне в гостинице сняли?

— Обижаете, шеф, — сказал Йог.

Урбас с интересом разглядывал современное здание вокзала и, выйдя на площадь, огляделся, будто примеривался, с чего начнет штурм этого города. Ребята ждали, они привыкли к святой обязанности — не мешать шефу, что бы тот ни делал. Любуется божьей коровкой на пальце, но при этом опаздывает на самолет? Да, божья коровка важнее, потому никто не напоминает: пора, а то самолет улетит без вас. Ну и улетит — что с того? Есть другие рейсы.

Но вот Урбас бросил взгляд на Йога, тот понял и жестом указал, куда надо идти, вскоре они расселись в салоне внедорожника. Тамтам легко встроился в поток автомобилей и, краем глаза поглядывая то на улицы, то на шефа на заднем сиденье, озадачился: зачем шефу знакомство с городом, в котором он не собирается жить? Но свои вопросы он оставил при себе, ведь шеф может их проигнорировать, словно не услышав, а ты потом сиди, как дебил, которого молчанием приземлили к плинтусу. Но Йог развернулся всем корпусом к шефу:

— Павел Давыдович, когда начнем поиски?

— Завтра, Юра, завтра.

* * *

— Что такое? Почему лежим? Почему бутылку к лобику прижимаем?

— Не надо, не надо ерничать, — неласково встретила Щелокова Юлия. — А вот ты меня удивил столь ранним визитом.

— Дорогая, сейчас день, утро минуло давно.

Он плюхнулся в кресло, фактически разлегся и ноги вытянул, скрестил их — так чувствуют себя хозяева в собственном доме, а не в чужом. Что это с ним?

— А я имела в виду под ранним визитом праздник, ты что же, поработать решил в законный выходной?

Щелоков выдержал паузу, подперев кулачком свой короткий подбородок и с особо пристальным вниманием разглядывая тело на диване, приложившее дно бутылки к виску. Его интонация на этот раз не несла и доли шутливости:

— Где это ты так набралась!

— Какая разница? Хочу — пью, имею право.

— М-да… Плохой признак, раз ты заговорила о правах.

— Хватит о плохом. С чем вы прибыли, дорогой товарищ? Вы же оторвались от сто пятой кандидатки в жены не просто так.

Несмотря на очень-очень плохое самочувствие, Юля заметила в лучшем друге семьи не свойственную ему нерешительность. Он как будто пришел с определенной целью, но внезапно потерял ее и теперь не знал, что ему делать. Прозорливостью Юля никогда не отличалась, но сейчас видела Саню насквозь и, честно сказать, не нравилось ей то, что она видела.

— Понимаешь, Юла, тебе нужно уехать на время.

— Почему?

— Мы не знаем, кто свел счеты с Иваном и за что. Я должен в этом разобраться.

— Вот-вот, — подхватила Юля, правда, слабо. — Ты адвокат, занимался всеми делами Ивана, почему же не знаешь, кто и за что его мог пришить? Тебя-то почему там не было, если деловая встреча планировалась? Разве ты не должен проследить, под какими документами Иван ставит подписи? Странно, знаешь ли. И вообще, сколько было народу на нашей даче? Почему ты не в курсе?

Во как приложила Саню прямыми вопросами, что тоже с ней впервые случилось, сама себе удивлялась. Люди крайне осторожно говорят прямо, обычно неловко задать скользкий вопрос, сказать правду в лицо находится тысяча обходных приемов, которые оппонент попросту не слышит или делает вид, будто не понимает, потому что невыгодно. И первый раз, когда ехали к следователю Косте, Саня лихо ушел от ответов. Кто для него Юля? Дура, домашняя клуша, одноклеточное, она миллион раз чувствовала снисходительно-высокомерное отношение в свой адрес не только Сани, но и многих Ванькиных друзей-прихлебателей. Терпела. А сейчас — хрен ему. Сейчас — бунт!