– Всё это мне вообще не нравится, – сказал Рейли.

– Вы напрасно тревожитесь, Джордж, поверьте, – уверял я его. Такой тон иногда помогал, только бы не перегнуть палку. – Я бы сразу дал вам знать, если бы ситуация как-то касалась вопроса безопасности, вы это знаете.

Рейли задумчиво хмыкнул. Наконец-то.

– Я здесь, на месте происшествия. Кто ещё может судить о реальном положении дел, если не я? Какой-нибудь начинающий аналитик из ЦРУ, который хочет доказать то, что выгодно ему?

– Учтите, эта линия не защищена от прослушки, – нервно напомнил Рейли. – Кстати, и это мне тоже не нравится.

– Ну, хорошо. Джордж, я предлагаю вам сейчас пойти в постель. Я вам обещаю, что в ближайшие дни буду стеречь дом, насколько удастся, и тотчас позвоню вам, если мне захочется уехать. О'кей?

Какое-то время в трансатлантическом кабеле многозначительно гудело, потом он устало сказал:

– О'кей. Так и поступим. Берегите себя, мой мальчик.

– Спокойной ночи, Джордж.

Наконец он положил трубку. Я приник к крану с водой, не выпуская из рук трубку, и пил, пока не заполнился до краёв. Потом я снова скользнул в спальню, по дороге положив трубку, и снова упал на сырые от пота простыни.

Руку тогда поднял Габриель Уайтвотер. Я это вспомнил. Я вспомнил также, как это нас впечатлило. Он был наш предводитель, естественный и непререкаемый.

Мы сидели вокруг большого белого стола для заседаний в большом белом конференц-зале, где всегда обсуждались важные моменты проекта, мы, сильнейшие мужчины мира, герои грядущего века, непобедимые, и мы знали, что это ещё не конец, что с нами всё будет развиваться дальше и мы станем еще лучше, еще сильнее, ещё непобедимее.

Это было очень волнующе. Это было интереснее, чем секс. Это было лучшее время нашей жизни.

Напротив нас сидел генерал, широкоплечий, с угловатым лицом – старый добротный продукт военной академии Уэст-Пойнт, – и врач с цианистой кожей курильщика и глазами, которые всегда казались слегка воспалёнными. Генерал скрестил руки на груди и ничего не говорил, лишь разглядывал нас. Врач оглядел нас по очереди и потом сказал:

– Вы, как я слышал, уже можете составить вполне сносную конкуренцию супермену.

Мы весело переглянулись. Накануне мы в присутствии врачебной команды побили все мировые рекорды в прыжках в длину, высоту и в метании молота, нисколько при этом не напрягаясь.

– Да кто он такой, этот супермен! – нахально заявил один из нас.

Со всех сторон раздался грубый гладиаторский смех.

– Мы, собственно, только того и ждём, когда же с нас, наконец, снимут мерку, – ухмыльнулся другой. – Я имею в виду, пора бы нам уже и получить наши крутые облегающие комбинезоны.

– С кепкой, пожалуйста, – дополнил третий. – Я категорически настаиваю на кепке.

Доктор поднял руку.

– Момент. Я сказал «сносную конкуренцию». Для комбинезона этого ещё маловато. Не говоря уже о кепке. – Он подождал, пока мы утихомиримся. – Поскольку супермен может предложить то, чего вам пока что ощутимо недостаёт.

– Тепловидения, – предположил один.

– Рентгеновидения, – подхватил другой.

– Вроде того, – подтвердил врач в белом халате и достал из кармана маленькую коробочку, обтянутую синей кожей, с виду почти такую, в каких романтические герои фильмов предлагают женщине своей мечты обручальное кольцо. Он поставил её перед нами на стол. – На самом деле мы можем говорить о телескопическом зрении, об увеличении, об усилении остаточного света и инфракрасном видении.

Он раскрыл коробочку. На красном бархате, уставившись на нас, покоился глаз.

Мы перестали дышать.

Доктор вынул его и поднял вверх.

– Один из компактнейших и могущественнейших приборов, какие только были созданы человеком. Чудо техники и микроминиатюризации. Целая пригоршня хай-тека. Одно только техническое описание его составляет семь объёмистых томов, и, между нами, его стоимость составляет сорок восемь миллионов долларов. Если на то пошло, этот маленький камушек – самый дорогой ювелирный предмет в мире. – Он положил на гладкую столешницу эту штуку, безжизненно уставившуюся на нас, и крутанул её, как волчок рулетки. – На кого покажет? Кто хочет себе такой?

Мы всё ещё не дышали. Мы ещё не осознали, что означали слова доктора в логической последовательности.

И тут мы услышали низкий бас Габриеля.

– Я, – сказал он.

Мы повернули головы и увидели, что он поднял руку не раздумывая.

Только много позже мне пришло в голову, что радужная оболочка имплантата была в точности такой же чёрной, как глаза Габриеля.

Какой странный свет, подумал я, просыпаясь. Потребовалось некоторое время, чтобы понять, что так выглядит моя спальня после полудня. И потребовалось очень много времени, чтобы я вспомнил, что сегодня должен идти на почту. Время кормёжки для хищных зверей.

Я выбрался из кровати и нырнул в ванную. После короткого и неудобного из-за моих забинтованных рук душа я заглянул под повязки и решил: пусть пока всё остаётся как есть. Если надеть рубашку, скрывающую забинтованное предплечье, то перевязанные пальцы почти не бросаются в глаза. Если повезёт, никто не будет приставать с расспросами.

Гораздо хуже выглядело моё лицо. Кожа под глазами была усеяна мелкими чёрными зёрнышками. Они отвалились, когда я их потёр. Я стал разглядывать кончики пальцев и понял, что это была засохшая кровь: крохотные точечные кровотечения, следствия деятельности турбо-сердца и того, что моё кровообращение было приведено в нечеловеческий режим. Я припомнил, что нам как-то упоминали об этом как о возможном побочном эффекте, но лишь между прочим.

Я оттёр засохшую кровь и нанёс крем. В некоторых местах виднелись тёмные пятна под кожей, которые я тоже загримировал. В следующие дни эта картина может ещё ухудшиться. Глаза тоже выглядели не лучшим образом. Левый покраснел, как у гриппозного, а правый опять просел и располагался ниже другого. Мой искусственный глаз, набитый таким количеством хай-тека, что одно лишь его техническое описание занимает семь толстых томов, вес, соответственно, имел существенно больший, чем натуральный глаз. За прошедшие годы окружающие ткани, и без того с возрастом теряющие упругость, подались под тяжестью этой штуки, и глазная впадина соответствующим образом перестроилась. К шестидесяти годам я буду выглядеть как Квазимодо.

Когда я вышел из дома, моросил дождик. Правда, не так сильно, чтобы местные обратили на него внимание, поэтому и я не стал обращать. Пахло солью, рыбой и прелью, и в то время как городок приуныл, несколько лучей солнечного света играли в догонялки чуть выше, на полях, окружённых камнями.

– Вы? – удивился Билли, когда я подошёл к его окошечку.

– Я, – кивнул я, принимая это за его новую игру.