– Буду стараться, – ответил я.

Выйдя на улицу, я на все лады перебирал свой последний ответ, от которого ушёл. То, что он сказал насчёт сложного механизма в моём постаревшем теле, было логично и убедительно. Но я не мог обещать ему больше никогда не делать этого. Включать боевой модус. Становиться воином-киборгом.

Этот модус я включил в себе рефлекторно, но если вслушаться в себя внимательно, мне это понравилось. Я наслаждался ощущением своей силы, быстроты и непобедимости. Испытать это хотя бы раз было упоительно. Пусть это та самая грёза, которая определила и изуродовала всю мою жизнь: в глубине моей души эта грёза продолжала жить.

Я вернулся в отель «Бреннан» со смутной надеждой при помощи своего особого чутья выйти на след, который остался незамеченным людьми из полиции и которого завтра утром уже не будет. А может, и со смутной надеждой ещё немного побыть с Бриджит, кто знает.

Но когда я пришёл в отель, полицейских там уже не было, а за стойкой стояла незнакомая женщина с высокой причёской, внушительным жемчужным ожерельем и величавой повадкой. Одного взгляда на мои перевязанные руки ей было достаточно, чтобы знать, кто я такой.

– Вы, наверное, мистер Фицджеральд, – сказала она с редкостной неопределённостью, так что я никак не мог судить, то ли она рада мне, то ли ей неприятно водить со мной знакомство. Вроде бы она хотела протянуть мне руку, но тут же отдёрнула её, – я решил, что это из-за бинтов. – Если вы ищете мисс Кин, то она уже ушла домой. Она была не в себе, бедняжка. Я, кстати, Мод Бреннан, хозяйка этого отеля.

Я что-то сказал в попытке быть вежливым, но не помню, что. Только потому, что усталость давила на меня каменным гнётом.

– Невероятно, что учинили эти преступники, – продолжала она без особых эмоций. – Я глазам своим не поверила. Как будто у них там, наверху, был какой-нибудь экскаватор или стенобитный шар, не знаю… Убит постоялец отеля! Ужасно!

– Полицейские уже управились? – спросил я, даже не замечая в этот момент, насколько мой вопрос неуместен и насколько очевиден ответ.

– По крайней мере, на сегодня они уже закончили. Хотя прибыли ещё специалисты, как я поняла, из Трали, но они продолжат работу только завтра. – Она скривила благородно-тонкий рот. – И они будут ночевать где-то в другом месте, вы только представьте себе.

– Разве что-то обнаружилось? Какие-то новые сведения?

– У меня такое чувство, что они не знают даже, с чего начать. – Она неодобрительно покачала головой. – Это не вызывает особого доверия, я бы сказала.

– Наверху всё заперто, я полагаю, – сказал я.

– Да, – кивнула миссис Бреннан. – Заклеено и опечатано, как в кино. – Она величественно вздохнула. – Можно даже сказать, счастье, что сейчас у нас немного постояльцев. А если бы сезон уже был в разгаре? Немыслимо! И без того с таким трудом удаётся держать сервис на уровне. – Она обмахнула себя порхающими ладонями, будто хотела остудиться или снять судорогу с лёгких. – Они будут допрашивать всех постояльцев отеля, вы только подумайте! Ужасно. Мой отель появится в газетах как место преступления – страшно даже подумать, какие это повлечёт за собой последствия.

Я вспоминаю свой первый прыжок с искусственным усилением. Нет, вспоминать – это слишком слабое слово. Скорее так: когда я думаю об этом, у меня перед глазами возникает непреходящий миг, который загорается в памяти как светящаяся, излучающая неземные краски картина.

То был спортзал, сплошь обитый толстым смягчающим слоем – стены, потолок, пол, всё. Похожий на огромную тёмно-синюю камеру для буйнопомешанных. Я стоял у красной черты для прыжка и фиксировал, следуя указаниям тренера, цель: штабель матов высотой в два метра, установленный на расстоянии около десяти метров от черты. Маты были специальные, такие применяют в Голливуде для опасных трюков. Как внушил мне тренер, я не должен был думать о том, достижимо ли это вообще, я должен просто прицелиться и прыгнуть. Прыжок будет сниматься на специальную камеру и даст важные подсказки для уточнения и настройки системы. Это и есть смысл и цель упражнения. Якобы.

Итак, я послушно согнул колени, не отрывая взгляда от цели, завёл руки назад, набрал воздуха и…

Прыжок.

В то мгновение, когда я оторвался от пола, законы земного притяжения, в неумолимой хватке которых я жил всю свою жизнь, казалось, потеряли силу. Я не прыгнул, я взлетел, подгоняемый непостижимой силой и наполненный пьянящей легкостью. В это мгновение мне казалось, будто для меня больше не существует границ, будто я перенесён на Олимп богами, которые не подчиняются законам, установленным для смертных людей, будто от одного только моего желания зависит, приземлиться мне в намеченной точке или пробить потолок зала и облететь вокруг Земли. Да что там, оставить позади себя всю Солнечную систему…

Разумеется, я всё же приземлился тогда на маты, к тому же достаточно неловко. Но всё же тот первый момент… то одно мгновение… Мне иногда кажется, что в одну ту долю секунды я вложил всю мою жизнь разом, принёс ему в жертву всё моё прошлое и всё моё будущее. И продолжаю грезить об этом и по сей день.

Пора было идти домой. Уже стемнело, опустился поздний вечер. Я был измучен и выжат как лимон. Мне казалось, что я упаду в постель и просплю сто часов подряд. Но, выйдя из отеля, я сперва остановился и прислушался к тому внутреннему голосу, который подсказывал мне что-то другое. Этот голос принадлежал моему римскому другу-философу Сенеке. Воздадим хвалу и назовём блаженным того человека, кто каждому мгновению своей жизни нашёл хорошее применение, говорил он. Без сомнения, хорошая максима, но она всё равно предоставляет тебе самому решать, что же такое хорошо.

Это не давало мне покоя. Я должен был увидеть Бриджит. Я представлял себе, как она сидит у себя на кухне, испуганная и дрожащая, какой я её оставил, только теперь одна, над одинокой чашкой чая, положив рядом упаковку транквилизаторов… Настойчивое чувство подсказывало мне, что я должен к ней зайти.

Я направился по малолюдной Мейн-стрит и по тихой Шепель-стрит и дошёл до её дома, но окна его были безжизненно темны. Это был небольшой домик из светлого дерева, с большими окнами, все шторы на которых были задёрнуты, окружённый косоугольным, одичавшим садом, в котором росли дикие цветы и бурьян. За домом не было ничего, кроме древней, выше роста человека, каменной стены, которой в здешних местах огораживают луга и поля.

Значит, она уже спит. Если бы где-то в доме горел свет, это было бы видно по отсвету, падающему на заднюю стену.

Ну ладно. Я повернулся, чтобы уйти, но тут какое-то внутреннее чувство дискомфорта подсказало мне перейти на инфракрасный сенсор. Предостережения доктора О'Ши имели большой вес, но ведь это было всего лишь простое, неопасное переключение в том приборе, на который я обменял свой правый глаз и с тех пор таскаю его с собой в глазной впадине.

Словно присыпанные серой мукой, показались следы ног. Ручка двери прямо-таки светилась. След руки на почтовом ящике.