почти все заболели и упали", - крикнул в ответ Дешево. "Но я поставлю его как можно скорее".

Энсон сказал, что проследит за тем, чтобы плотник Wager Камминс, который из-за непогоды застрял на Gloucester, был отправлен обратно. Когда Камминс прибыл, он вместе со своими товарищами сразу же принялся за работу: прикрепил к обрубку сорокафутовый гик и сконструировал парус. Это позволило немного выровнять судно, и "Уэгер" отправился дальше.

 

На фоне этих трудностей единственным начальником, которого Булкли никогда не критиковал, был Энсон. С самого начала командору досталась зловещая рука - плохо организованная экспедиция, но он сделал все возможное, чтобы сохранить эскадру и поддержать дух людей. Не обращая внимания на удушающую военно-морскую иерархию, он трудился вместе с командой, помогая выполнять самые тяжелые задания. Он делился с рядовыми моряками своими личными запасами бренди, чтобы облегчить их страдания и поднять настроение. Когда на судне ломалась трюмная помпа, он присылал такую же со своего корабля. А когда у него уже не оставалось запасов, он подбадривал мужчин и мальчиков своими словами, которые, учитывая его молчаливый характер, казались еще более волнующими.

Но здоровых мужчин и юношей для управления кораблями было слишком мало. На корабле "Центурион", на котором в свое время несли вахту более двухсот человек, было сокращено до шести матросов на вахту. Капитан Чип сообщал о корабле "Уэгер": " Моя корабельная компания в тот несчастный момент была почти вся больна... и они так устали от чрезмерной продолжительности плавания, долгой непогоды и нехватки пресной воды, что были очень мало способны выполнять свои обязанности". Некоторые суда не могли даже поднять парус. Капитан Мюррей писал, что его команда сопротивлялась стихии с " решимостью, которую не встретишь ни у кого, кроме английских моряков", но теперь, "будучи совершенно измотанными и усталыми от непрерывного труда и вахт, измученными холодом и недостатком воды... они стали настолько подавленными, что легли в отчаянии, оплакивая свои несчастья и желая смерти как единственного облегчения своих страданий".

 

10 апреля 1741 г., через семь месяцев после выхода эскадры из Англии и более чем через четыре недели после входа в проход Дрейка, "Северн" и "Жемчужина" стали отставать от других кораблей. Затем они исчезли. " Потерял из виду "Северн" и "Жемчужину"", - записал в своем дневнике Булкли. Некоторые подозревали, что офицеры этих кораблей сдались и повернули обратно вокруг мыса Горн, отступая в безопасное место. Томас утверждал, что они, похоже, "специально отстали".

Эскадра, состоявшая из пяти кораблей, из которых только три были военными, старалась держаться вместе. Чтобы сигнализировать о своем местонахождении, они вывешивали фонари и стреляли из пушек почти каждые полчаса. Балкли понимал, что если "Уэгер" отделится от флота, не говоря уже о коммодоре Энсоне, то некому будет спасти их от потопления или кораблекрушения. Им придется, по выражению преподобного Уолтера, "провести свои дни на каком-нибудь пустынном берегу, без всякой разумной надежды когда-нибудь снова сойти на берег".

Первым в тумане исчез "Центурион". После того как ночью 19 апреля Балкли заметил его мерцающие огни, он записал в своем отчете: " Это был последний раз, когда я видел "Коммодора". Он разглядел вдалеке другие корабли, но и они вскоре "исчезли", звук их грохочущих пушек заглушил ветер. Вэйджер остался один в море, брошенный на произвол судьбы.

 

ГЛАВА 7. Залив боли

Дэвид Чип, командир корабля Его Величества "Вэйджер", ни за что не хотел поворачивать назад. Его рота продолжала чахнуть, а его собственное тело было впалым от того, что он, чтобы избежать клейма цинги, предпочитал называть "ревматизмом " и "астмой". Его корабль, первый военный корабль под его командованием, был не просто изуродован, с отсутствующей мачтой, порванными парусами и плохими течами; он был одинок в зыбком море. Несмотря на все это, он плыл дальше, полный решимости найти Энсона на месте встречи. Если Чип не справится с этим заданием, станет ли он настоящим капитаном?

Как только эта цель будет достигнута, а оставшиеся в отряде Чипа выздоровеют, они приступят к реализации плана, доверенного им коммодору Энсону: нападению на Вальдивию, город на юго-западном побережье Чили. Поскольку на борту "Уэйгера" находилась большая часть вооружения эскадры, успех первого удара по испанцам, а возможно, и всей экспедиции зависел от того, успеет ли он чудом добраться до места встречи. Сама безнадежность ситуации обладала особой человеческой притягательностью: если бы Дешево победил, он стал бы героем, его подвиги прославились бы в моряцких балладах и пряжах. Сухопутные люди больше никогда не будут сомневаться в том, из чего он сделан.

Вахта за вахтой, звонок за звонком, он продолжал плыть, скрести, сражаться, пока не прошло три недели с момента его отделения от эскадры. С мастерством, смелостью и безжалостностью он провел "Вэйджер" вокруг мыса Горн, присоединившись к этому элитному клубу, и теперь спешил по Тихому океану, держа курс на северо-восток от чилийского побережья Патагонии. Через несколько дней он должен был прибыть на место встречи. Представьте себе выражение лица Энсона, когда он увидел потерянный Wager и понял, что его бывший лейтенант спас положение!

Однако Тихий океан не оправдал своего мирного названия. Когда "Вэйджер" направился на север от побережья Чили, все предыдущие штормы, казалось, объединились в одну климатическую ярость. Бог всегда был прядильщиком пряжи. Некоторые из них, казалось, были готовы "вырезать и бежать", как это делали офицеры и экипажи "Жемчужины" и "Северна". Но Чип - его глаза были воспалены, зубы разжаты - был непоколебим. Он требовал, чтобы его команда ставила паруса, взбиралась на мачты под порывами ветра и работала с ручным насосом, для чего нужно было опускать блюдца на длинной цепи в наполненный водой трюм, а затем поднимать их наверх - изнурительный ритуал, который нужно было повторять снова и снова. Дешево полагался на мичмана Александра Кэмпбелла, который заставлял команду выполнять его приказы. " Моя привязанность к капитану была ревностной", - признавался Кэмпбелл. Позже один из матросов выкрикивал проклятия в адрес мичмана и поклялся отомстить.

Чип неумолимо гнал людей вперед, подгоняя их, даже когда они выбрасывали за борт все больше трупов. " "Пусть судьба отдельных людей будет такой, какой она будет, - провозгласил Чип, - но честь нашей страны пусть будет бессмертной".

 

Пока они шли вперед, Джон Байрон, отметивший, что Чип " упорно не поддавался всем трудностям" и был невозмутим