Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Джек, ты из призовой команды? Или с «Ретивого»?
Он сообщил, выпятив грудь:
– Из призовой, мисс, и один из лучших. Капитан Холл как следует вышколил нас.
Замечательно. Именно то, на что она надеялась.
– Не мог бы ты рассказать мне о команде?
Джек отшатнулся, окидывая девушку недоверчивым взглядом.
– Ну… они пускают слюни, храпят и пукают, как любые мужики, даю вам слово.
Она снова закусила губу, чтобы не рассмеяться.
– Нет, я хотела узнать… как их зовут? Откуда они? Что делают, когда не работают? Мне всегда было любопытно.
Всегда – это последние минут десять.
Джек замешкался, наморщив лоб, словно от недоумения и неуместности всего этого. Этта отмела чувство вины и, улыбнувшись мальчику самой обворожительной улыбкой, на которую только была способна, добавила:
– Я спрашиваю, потому что доверяю твоему мнению превыше всех остальных.
Это, казалось, пришлось Джеку по душе.
– Лады. Думаю, лучше всего начать с мистера Картера, – наконец, кивнул Джек.
«Да, – подумала Этта. – Давай».
– Он хороший моряк и нравится мне. Славный. Когда не лается с остальными, учит меня буквам, чего не обязан делать, понимаете? Иногда, когда я приношу ему завтрак, читает мне. Читает так много, шо в толк не возьму, как ему не надоедят все эти слова. – Джек скорчил гримасу. – Он – командир призового судна. Он отдаст корабль в призовой суд и получит наше вознаграждение. Ему не очень нравится черепаховый суп: всегда корчит рожу, когда я подаю его. Он из… ну, я вощще-то не знаю. Но воспитал его капитан Холл. Вы это хотели узнать, мисс?
Этта кивнула:
– Точно.
Джек прошелся по всей призовой команде, отмечая, насколько каждый ему нравился, кто чаще всего рыгал после того, как он им прислуживал, кто храпел, кто погиб в жестокой битве во время абордажа. Разговор, естественно, перетек в болтовню о работе, волнении во время абордажа и о том, что некоторые ребята с «Ретивого» согласились работать на мистера Картера, но все же не очень любили Джека. Девушка так увлеклась его рассказом, что не заметила, как расческа заскользила по волосам все легче и легче, сверху вниз, сверху вниз, пока те не стали шелковистыми и только немного влажными на ощупь.
– Как вам зачесать? – поинтересовался он.
– Я просто заплету… – начала было Этта. – Спасибо за помощь.
– Я могу заплести, мисс, – заметил он.
– Можешь?
– Матрос, который не умеет плести, – вовсе не матрос, – провозгласил он. – Сперва научись женить и плести веревки и канаты.
– Женить? – переспросила Этта, взглянув на мальчика сквозь завесу волос. Его потрясло, что она уселась прямо на пол, но только так он мог стоять над ней и делать свое дело.
– Ага, сплеснивать – сращивать концы двух веревок, шоб делались одной. Соединять их вместе.
Она задумалась, не от этого ли исконно пошло само слово: женясь, люди связывают свои жизни друг с другом. Как странно увидеть что-то знакомое под совсем другим углом зрения, проследить его неожиданную историю. Хоть какая-то польза от путешествия во времени: по крайней мере, она чему-то училась. Чему-то, что могло пригодиться только на викторинах, но все же.
– …Черти носят, Джек Уинстед? – раздался голос.
Бросившись к двери, Джек распахнул ее.
– Господи, парень! Ты что, тут прячешься? Новый кок, конечно, зверь, но он же тебя не съест…
Этта поднялась на ноги. Мужчина за дверью оказался моложе, чем она ожидала, учитывая глубокий баритон, – однако она узнала его голос, перекрывавший остальные и в командах, и в песне. Темно-русые волосы были завязаны на затылке, открывая отличный вид на круглое открытое лицо и зашитую рану на щеке. У него были широкие плечи, грудь колесом, как у голубя, но он рванулся, чтобы вцепиться в воротник Джека, словно ястреб.
– Простите, это моя вина – я задержала его, – сказала Этта, чувствуя подступающее отчаянье: не обидел бы он мальчика.
Мужчина поднял голову, отпуская Джека.
– Ох, прошу прощения, мисс Спенсер. Если он помогал вам, все в порядке.
Джек с широко распахнутыми глазами повернулся к ней.
– Да, помогал, – подтвердила Этта.
Мужчина посмотрел на мальчика сверху вниз.
– Повар уже четверть часа не может тебя дозваться. Давай, шевелись, парень.
Джек вышмыгнул из комнаты, но мужчина схватил его за воротник и втащил обратно. Мальчик поспешно поклонился:
– Приятного вечера, мисс!
– Мы еще научим его манерам, – немного раздраженно пробормотал мужчина, – хотя, кажется, мне и самому бы не помешало. Я – Дэйви Чейз, первый помощник капитана призового судна.
Этта не знала, что делать, когда он щелкнул каблуками и еще раз поклонился. Реверанс? Кивнуть? Она припомнила, что ей рассказал о нем Джек. Любит музыку, эль, девок из доков. Не любит юнг, которые не слушаются приказов, зиму в Новой Англии, чай. Самое интересное, однако, что его вырастили – фактически усыновили – капитан Холл, его покойная жена, как и Николаса.
– Все хорошо? Вы нас порядком напугали, – продолжил он.
– Уже лучше, спасибо, – осторожно произнесла она, довольная, что голос прозвучал спокойно и собранно. Может, попрактиковавшись, будет легче или, по крайней мере, спокойнее?
– Я увидел, что вашей сестре еще плохо… точнее, почуял, когда подошел к ее каюте. Что за невезучий желудок. – Юноша выглядел так, словно пытался подавить усмешку, и в это мгновение Этта поняла, что он ей нравится. – И попросил кока приготовить отвар, который ей поможет. Скоро мы поставим ее на ноги и поплывем дальше.
Чем раньше София поправится, тем раньше Этта вернется под ее пристальное наблюдение. Ей следовало использовать все оставшееся время, чтобы задобрить команду и повернуть корабль в порт, из которого он отплыл. К проходу, ведущему в Нью-Йорк ее времени.
– А вы? Отужинаете с нами сегодня вечером?
Этта открыла было рот, чтобы отказаться – от истощения даже собственные кости казались тяжелыми, и ей нужно было попрактиковаться в светских беседах этого века, прежде чем отважиться на полноценный разговор, – но желудок отозвался громким урчанием.
Эттино лицо запылало, когда она бросилась извиняться, но теплые карие глаза Чейза только восторженно засветились.
– Кажется, ответ ясен, – улыбнулся он, протягивая руку.
Мистер Эдвард Рен явно никогда не позволял правде вставать на пути хорошей истории.
Николас откинулся на стуле, борясь с желанием стукнуть кулаком по столу и оборвать – силой, если потребуется, – бессвязный рассказ о былой доблести Рена. Насколько Николас понимал, полуправда за полуправдой складывались в полнейшую ложь.