Взволнованная до дрожи, Влада стояла под душем, дожидаясь, когда пройдет озноб. Выключив воду, она прислушивалась, пытаясь определить, где находится Марк. И, хотя в доме не раздавалось ни одного звука, кроме редкого звона падающих с крана капель, она была уверена, что Марк ждет ее внизу – словно какой-то внутренний навигатор безошибочно указывал его месторасположение. Но, когда Влада спустилась на кухню, там ее ждала лишь чашка свежезаваренного кофе. Под блюдцем лежала записка: «Вернусь к полуночи. Марк».

Он действительно вернулся в полночь. Влада почувствовала его появление еще до того, как услышала шорох шагов на лестнице. Марк подошел к окну и отдернул занавеску. Свежий ветер мягко коснулся лица Влады.

Время до полуночи не было для нее простым. Влада хотела знать, зачем Марк инсценировал собственную смерть, как на самом деле погибла Илона и почему Сима покончила жизнь самоубийством. Она хотела понять, с какой стати Марк исчез, сказав всего пару слов после четырехлетнего молчания, почему не подпустил ее к себе, и, в конце концов, не стала ли Влада для него просто девушкой, которую Марк не имеет права выгнать из собственного дома. Она собиралась задать ему все эти вопросы, если нужно, потребовать ответов, но в ту полночь, глядя на его профиль, вычерченный лунным светом, Влада лишь жалела о том, что у нее под подушкой не припрятан фотоаппарат, способный запечатлеть одну из самых красивых картин, которую она когда-либо видела.

– Я знаю, у тебя много вопросов, но пока я не могу на них ответить, – прервал молчание Марк. Его голос стал увереннее и громче, чем утром.

– Я подожду! – поспешно ответила Влада.

Марк закрыл окно и задернул занавеску.

– Пойдем, мне нужно кое-что тебе показать, – сказал он.

Они шли по коридору в полной темноте. Марк двигался медленно, но не останавливался ни на мгновение, словно свет ему не был нужен вовсе, Влада едва за ним поспевала. Босиком, в легкой белой сорочке, она напоминала призрака.

– Если тебе понадобится помощь, когда меня не будет рядом, – сказал Марк, снимая стопку книг с библиотечной полки, – или тебе надобится помощь, чтобы защититься от меня…

Влада уже сделала возмущенный вдох, но Марк приложил палец к губам, затем нажал потайной рычаг – и часть книжного стеллажа отодвинулась, открыв металлический сейф высотой с Владу.

– Просто запомни код. – Он набрал комбинацию цифр – и открыл дверцу. Кроме стопок документов и пачек купюр на верхней полке в сейфе находилось ружье. – Оно заряжено. Тебе нужно лишь снять его с предохранителя. – Марк продемонстрировал, как это делается. – И нажать на курок.

Влада смотрела на черный блестящий ствол ружья, но из головы у нее не выходила комбинация цифр. Это была дата – день, когда они отправились ловить раков, а потом, под мостом… Влада подняла глаза на Марка – и снова наткнулась на его затяжной взгляд.

– В то лето все перевернулось вверх дном, – медленно приближаясь, произнес Марк. Его голос лишал воли, взгляд словно гипнотизировал. – С того самого мгновения, как я увидел тебя на подножке автобуса…

Теперь их лица были так близко, что у Влады заныло под ложечкой, – но это длилось всего несколько секунд, а затем Марк отвернулся.

В библиотеке повисла напряженная тишина. Лунный свет на стене пересекла тень летучей мыши, а потом долгое время ни движение, ни звук не нарушали мрачной атмосферы библиотеки.

Когда Марк повернулся снова, его лицо было бесстрастным.

– Спокойной ночи, Влада, – сказал он и вышел из комнаты.

* * *

В комнате было душно и темно, только полоса света, как луч кинопроектора, проникала сквозь щель в плотных черных шторах и разрезала пространство пополам. Стефану ничего не стоило переступить через луч солнца и менее чем через четверть часа оказаться возле Влады – там, где он хотел находиться больше всего. Полуденное солнце обожгло бы его кожу, как кипяток, но любая физическая боль проходит. Стефана сдерживало другое – мысль, пульсирующая в голове, затмевающая все остальные мысли и чувства, даже чувство невыносимого холода: сейчас его присутствие возле Влады означало только одно: ее смерть.

Даже в собственном доме, на расстоянии многих километров от Белой Дачи, Стефан едва мог с собой справиться. Стоило на мгновение потерять контроль, как перед ним возникал образ Влады, – когда она откидывала волосы, здесь, в Огневке, неосознанно демонстрируя ожог на шее, ожог, который оставил Стефан, – и в такие секунды его тело едва не разрывалось от жажды ее тепла. Вот и сейчас, едва ветер качнул шторы, он вспомнил пятно на нежной шее, почувствовал запах Влады, ощутил ритм ее сердцебиения – и под тяжестью воспоминаний, опустился на пол.

Как сквозь вату, он услышал шаги по лестнице. Гость был семарглом – его кожа не пахла, только одежда источала кислый запах лечебных трав и влажной земли. В отличие от своих братьев по крови, он шел не спеша, доверяя обонянию и слуху больше, чем зрению. Это был единственный семаргл, которого Стефан не мог выгнать вон – потому что был обязан ему всем, и в первую очередь своей второй жизнью.

Михаил вошел в комнату. Он задержался у двери, разглядывая Стефана, потом придвинул стул к самой полосе света.

– Стефан… – в его голосе прозвучала почти человеческая забота.

Михаил сел на стул и сложил руки в замок. Солнечный луч проходил у его ног, срезая края пыльных туфель.

Когда-то, несколько сотен лет назад, Михаил был слугой в одной зажиточной семье. Молодой хозяйке, Анне, нравилась его аккуратность, расторопность и желание быть полезным. Возможно, ей также нравились его каштановые, с легкой проседью, кудри и горящие, по-цыгански черные, глаза, которые он не опускал, даже когда кланялся. В любом случае она щедро ему платила и время от времени, когда мужа не было дома, позволяла обедать за своим столом. Но в большом доме много глаз и много языков. Однажды муж вернулся раньше обычного и, застав Михаила за господским столом, иссек его розгами, а потом привязал к столбу – прямо под окном жены. Михаил провисел на столбе пять дней, под проливными дождями и палящим солнцем. От смерти его спасали только короткие визиты сердобольной старухи-служанки, которая по поручению Анны каждую ночь приходила поить его и омывать раны. Но эти милости только продлевали агонию. К концу пятого дня мучения Михаила стали настолько невыносимыми, что он, едва шевеля высохшими губами, попросил старуху больше не беспокоиться о его судьбе. Тогда, вне себя от отчаяния, Анна согласилась на страшный поступок.

Михаил так и не узнал, как она нашла семаргла. Придя в себя после мучительного перевоплощения, по сравнению с которым пытка солнцем перестала казаться пыткой, Михаил, дрожащий от нестерпимого внутреннего холода, бросился в дом и убил всех, кто там был: слуг, хозяина и саму Анну. Только часы спустя, придя в себя возле ее обгоревшего трупа, он понял, что произошло – и не смог себе этого простить. С тех пор в память об Анне он продолжал носить одежду слуги, чтобы помнить о своем месте в жизни. Следующие несколько веков Михаил посвятил поиску недавно перевоплощенных семарглов. Он помогал им выжить и принять свою новую сущность. Одним из таких семарглов стал Стефан.