купцы и лавочники, ткачи и крестьяне. Всех объединяло одно – ненависть к могулам. И особенно к тем своим, кто принял власть захватчика, кто смирился с ними в роли хозяев. Только крупные аристократы и высокое духовенство Мавераннахра готовы были пойти на соглашение с могулами. Иначе говоря, сербедарами были многочисленные заговорщики и партизаны, дожидавшиеся своего часа как в Самарканде, так и за его пределами на всей территории Мавераннахра.

И вот их час настал. Два эмира, Тимур и Хусейн, потерпев поражение, бросили столицу и ушли прочь. Из среды сербедаров сразу выделились два вождя – ученик медресе Маулин Заде и ткач Абу Бекр. Они собрали рядом с мечетью десять тысяч человек и спросили у жителей Самарканда, доверят ли те им свою жизнь. Самаркандцы сказали: да! Два вождя, не имея большого военного опыта, взялись за оборону столицы. И когда могулы подошли и окружили огромным числом Самарканд, уже намереваясь войти победителями в город, на них посыпался град камней и стрел. Ильяс Ходжа потерял две тысячи человек под стенами Самарканда и отступил. А потом среди могулов начался мор лошадей. Наказание Божие за жадность! Ничего не получив, ни одной монеты выкупа, могулы отступали побитыми как собаки. А сербедары, вдруг почувствовав свою власть, стали устанавливать свои порядки, в том числе пришлось нелегко тем, кто был не против, чтобы Могулистан вновь взял в Мавераннахре верх.

Весть о чудесном спасении Самарканда дошла до Тимура и Хусейна. То, что не сделали два отважных воина, сделали обычные горожане, по мнению воинов – сброд. Что и говорить – эмиры были злы. И на удачливых конкурентов, появившихся как из-под земли, и на себя, оказавшихся бессильными в этой ситуации. А зависть, как известно, рождает великую ненависть. Особенно лютовал в душе Хусейн, внук бывшего владыки Мавераннахра, презиравший горожан всеми силами своей аристократической души.

Им ничего не оставалось, как вновь объединить свои силы. Они встретились на подходе к Самарканду и постарались сделать вид, что ничего не произошло.

– На все воля Аллаха, – сказал Тимур. – Если бы он не захотел, мы бы не проиграли в той битве.

– Согласен с тобой, – кивнул эмир Хусейн.

Но с этого дня они смотрели друг на друга совсем иначе, чем прежде. Тень недоверия и враждебности выросла между ними. Они пригласили к себе в лагерь вождей сербедаров.

– Мы ведь убьем их всех, так, Тимур? – спросил Хусейн у Тимура в походном шатре, с глазу на глаз. – Либо мы, либо они. Двум владыкам не бывать на одной земле. Никогда грязное отребье, вроде Абу Бекра, не сможет быть равным мне или тебе. – Его товарищ не говорил ни слова. – Ну же, ответь мне, не молчи, Тимур! Тут же все ясно как день! Мы должны действовать заодно.

Это был самый тяжелый выбор для Тимура до той поры. Сербедары спасли Самарканд и весь Мавераннахр, но кто их остановит теперь, когда они почувствовали свою власть? Он по себе знал это – никто. Только смерть может остановить бунтовщиков. Только смерть… Но простит ли ему Аллах это преступление?

Когда сербедары пришли на той – большой пир в свою честь! – к двум беглецам-эмирам, их, гордых и важных своей победой, накормили на том быстром пиру, а потом схватили и перебили всех прямо на глазах друг у друга. Вырезали как баранов. Кроме ученика медресе Маулина Заде. За него лично заступился Тимур и выторговал его жизнь у Хусейна.

А разговор был накануне в том же походном шатре такой:

– Я могу убить ремесленника, но никогда моя рука не поднимется на священнослужителя, – предупредил товарища Тимур. – Слугу Аллаха!

– Все мы слуги Аллаха! – возразил ему Хусейн. – И ты убивал любого, вставшего у тебя на пути, и прежде.

– Нет, не все мы в одной мере слуги его. Шейхи – особая каста, она неприкосновенна. Маулин Заде, если будет на то Божья воля, может стать великим праведником, учителем, пророком, как и мой учитель – шейх Шемс Ад-Дин Кулаль. А вдруг такому суждено быть? – Глаза Хусейна, смотревшего на него, уже горели злобой, он только ждал слова. – Я не хочу лишать землю Мавераннахра возможного духовного учителя.

– Я никогда не понимал твоего пристрастия к шейхам! – взорвался Хусейн. – К этим богословам и мудрецам с четками! И особенно к твоему Шемсу Ад-Дин Кулалю, которого ты слушал так, словно он – новый Магомет! – в довесок прорычал он.

– Не кощунствуй, мой друг, – покачал головой Тимур. – Не упоминай имя пророка всуе. И не оскверняй памяти моего учителя.

– Да нет уж! Хочу и скажу! Я помню, как он, этот Кулаль, владел твоим разумом! Ты словно бредил, когда приходил от него!

– Прошу тебя, Хусейн…

– Взгляни на себя со стороны, Тимур! – усмехнулся тот. – Разбойник, который по ночам грабит караваны, а утром бежит к шейху за душеспасительной беседой! Кто может быть еще более жалким? Даже не знаю! По мне – так надо было выбирать. Либо ты воин и все решаешь мечом, и ты счастлив и горд этим, либо – тварь, готовая только пресмыкаться. Как еще твой Кулаль не заставил тебя надеть паранджу!

– Прошу, если не хочешь, чтобы мы стали врагами, прекрати этот разговор, – повторил Тимур. – Иначе мне придется скрестить с тобой мечи.

Глаза Хусейна гневно сверкали непримиримой ненавистью и злобой, глаза Тимура глухо блестели испепеляющим огнем. Они не понимали друг друга. Возможно, не понимали друг друга никогда.

– Ладно, – гневно кивнул Хусейн. – Будь по-твоему. Забирай жизнь этого ученика медресе – Маулина Заде. Своего будущего пророка! – рассмеялся он. – Она твоя!

Именно тогда черная тень недоверия, уже давно прошедшая через отношения Тимура и его друга и родственника Хусейна, вдруг стала похожа на пропасть. Отныне она навсегда разделила их.

А потом была кровавая расправа над сербедарами, уж точно не заслужившими такой горькой судьбы.

Два эмира вернулись в Самарканд не просто победителями, но палачами. Теперь их не только уважали, но еще и смертельно боялись. Они казнили спасителей Самарканда – да еще подлым обманом, во время пира. Что может быть хуже? Теперь на них смотрели с затаенным ужасом. Злодеи! Подобное наказание, если кто-то скажет им слово поперек, могло постичь любого жителя Мавераннахра.

Тимур чувствовал себя виноватым перед земляками, но не Хусейн. Он словно пытался довести ситуацию до края. Владычество Могулистана над Мавераннахром пало раз и навсегда. Ханы Чингизиды из соседнего царства отступили перед мощью Тимура и Хусейна. Свои, увидевшие расправу над сербедарами, в страхе затаились. Два эмира взяли власть в свои руки. Хусейн достиг