нарушает лишь ритмичный стук столовых приборов по мискам и тарелкам. Вера занята тем, что подкладывает всем добавки. Оливер успевает отправить в рот только пару кусков курицы, а на его тарелке уже возвышается горка тушеной свинины с пекинской капустой, обжаренной с чесноком. Ему трудно вспомнить, когда он в последний раз садился за один стол с другими людьми, чтобы вот так поесть. Он совершенно не помнит, когда пробовал такую хорошую еду, которая не только насыщает, но и приносит удовольствие телу и душе. С каждым съеденным куском Оливер чувствует любовь и заботу, вложенные в приготовление – эта пища не только для желудка, но и для сердца.

– Вера, это восхитительно, – произносит Сана, подхватывает вилкой кусок нежной свиной грудинки и, закрыв глаза, вдыхает аромат. – Боже, с ума сойти. Этот вкус домашней еды, такого не найдешь ни в одном ресторане. Я как будто вернулась в детство.

– М-м, – Рики кивает с набитым ртом. Затем проглатывает и добавляет: – Признаюсь, я никогда не пробовал черного гриба, но я тебя понимаю. Вкус такой знакомый, что можно и подсесть.

– Мне тоже это знакомо, – говорит Джулия. – Как будто бабушка приготовила.

Вера лукаво улыбается, а затем поворачивается к Эмме.

– Как дела у моего су-шефа? Ой, почти все доела!

Эмма ухмыляется и открывает рот, демонстрируя наполовину прожеванную лапшу.

– Вкуснятина.

– Закрой р… – начинает Джулия, но Вера ее перебивает:

– Да, вкуснятина, очень хорошо.

Джулия сама захлопывает рот и таращится на Веру. На мгновение Оливеру кажется, что она раздосадована таким вмешательством, однако непохоже, что она рассержена. Скорее, смотрит на Веру… с любопытством, даже с некоторым изумлением.

Когда Вера поднимается, чтобы подложить Эмме еще лапши, Джулия бормочет:

– Никогда не видела, чтобы она так хорошо ела. Обычно мне приходится кормить ее с ложки, пока она вопит и разбрасывает еду во все стороны.

Оливер вскидывает брови.

– Наверное, даже ребенку двух лет не под силу сказать Вере «нет».

Джулия смеется, и на какой-то миг Оливер вновь видит в ней лучшую подругу юности, какой знал ее много лет назад.

– Не представляю, кто вообще может сказать «нет» Вере, – говорит она шепотом.

Оливер собирается ответить, но чувствует что-то мокрое на своей руке. И когда поворачивает голову, видит, что Эмма положила ему на запястье длинную лапшу.

– Ешь, – произносит она тем серьезным тоном, на какой способны только двухлетние дети. – Тебе понравится.

– Боже, Эмма, – говорит Джулия, вытирая рот. – Прости.

– Нет, все хорошо.

И это действительно так. Оливер впервые получил что-то в подарок от своей племянницы и не собирается отказываться от этого. Он зажимает лапшу между большим и указательным пальцами.

– Эй, спасибо, Эмма, – и с шумом втягивает лапшу в рот. – М-м-м. И правда, очень вкусно.

Эмма чопорно кивает, и Оливера захлестывает волна любви к этому маленькому созданию, которое так похоже на Джулию. Так горько сознавать, как много он уже пропустил в ее жизни. Между тем Эмма берет вторую лапшу и кладет в его раскрытую ладонь.

– Ешь еще. Тебе нравится.

Вероятно, следовало дважды подумать, прежде чем втягивать первую лапшу.

* * *

Оливер не может припомнить, когда в последний раз так объедался. И чувствовал себя таким счастливым и довольным. Когда в последний раз ему было так тепло и уютно. После третьей порции лапши Эмма впала в пищевую кому, и Джулия отнесла ее в комнату, так что теперь за кофейным столиком четверо взрослых, не считая Веры. У всех несколько осоловелый вид, мозги после пира работают вполовину нормы.

И в этот момент Вера произносит:

– Ладно, перейдем к серьезным делам. Кто из вас убивать Маршалла?

Кажется, у всех не только пропадает дар речи, но и способность дышать. Воздух застывает, и повисает мертвая тишина. Затем кто-то прокашливается. Рики. Он издает сдавленный смешок.

– Вера, перестаньте.

Вера и бровью не ведет.

– Ты думаешь, я не серьезно? Почему?

– Чт… – Рики беспомощно разводит руками. – Потому что… не знаю, это нелепо. И вроде как неуважительно приходить в дом к его вдове и обвинять кого-то в убийстве.

– Неуважительно? – Вера хлопает глазами, как будто получила пощечину, и Оливер понимает ее.

В китайской традиции уважение, как река, течет лишь в одном направлении, от младших к старшим. Старшее поколение не обязано проявлять уважение к младшему, а если такое и происходит, то из любезности и великодушия, но точно не из необходимости. Поэтому для такого молодого парня, как Рики, заявлять Вере, что она переступает границы, просто немыслимо. Оливер растерян. С одной стороны, он согласен, что Вера действительно переступает границы, заявляясь домой к Джулии и открыто обвиняя кого-то из них в убийстве Маршалла. Но его второе «Я», воспитанное в крайне традиционной семье, морщится от дискомфорта.

Прежде чем он успевает что-то сказать, Вера поворачивается к Джулии и берет ее за руку.

– Милая, – произносит она, – прости, я не хотеть проявлять неуважение. Я только хотеть узнать, кто убивать твой муж, хорошо?

– Эм… – Джулия несколько раз открывает и закрывает рот.

– Может быть, стоит предоставить это полиции? – предлагает Оливер.

Вера одаривает его испепеляющим взглядом, так что душа съеживается и прячется в пятки.

– Оливер, я уже говорить тебе, что от полиции никакого толка. И тебе, – она вновь обращается к Джулии, – не надо беспокоиться, окей? Я все сделаю, – и еще раз сжимает ее руку, прежде чем отпустить. Затем Вера встает, гордо задрав подбородок и расправив плечи. Ее аура тут же заполняет всю комнату. – Один из вас, – произносит она, пронизывающим взглядом обводя присутствующих, – убивать Маршалла.

Ужас пробирает Оливера с головы до пят.

– Почему вы так думаете? – спрашивает Сана.

Оливер невольно отмечает, что у нее так плотно стиснуты руки, что белеют костяшки пальцев.

Вера принимается расхаживать по гостиной.

– Я делать вывод, что убийца вернется в мой магазин, чтобы находить кое-что.

По спине у Оливера начинают бегать мурашки.

– Что?

– Неважно что, – продолжает Вера. – Никто из вас не бывал раньше у меня в магазине, но когда Маршалла убили, вы появляетесь один за другим. – Она задерживает взгляд поочередно на каждом, и все четверо съеживаются. – Теперь мы знаем, что Маршалл плохой человек. Без обид, Джулия.

Джулия сидит с разинутым ртом, но ей все-таки удается пожать плечами. Оливер не вполне уверен, как истолковать этот жест.

– Это значит, что у каждого из вас, возможно, есть причина убить его. Поэтому я собираюсь спрашивать вас, что вы делать вечером, когда Маршалл был убит.

Теперь все таращатся на Веру, разрываясь между шоком и гневом.

– Мы не обязаны отвечать ей, – заявляет Рики и оглядывается