мух на производстве в безветренную погоду, казалось, превышало иногда по массе количество самого сыра. Но его ели дети. Особенно дети Йошки.

Проживая внутри своей прозрачной Твари, в режиме полной изоляции, они, конечно, перепробовали уже все согдийские продукты от фруктов, булочек и до мальчишеской крови и мяса, но сыр, пахнущий хоть немного мамой, доставлял им истинное наслаждение. Переходя от еды к спорту, от спорта – к сексу, а от секса – ко сну, они могли повторять этот цикл трижды за сутки в разных направлениях. Убирающие за ними женщины, нанятые из Соседней Долины у Ишты, высоко оплачивались согдийцами, которые в складчину собирали им глиняные деньги за уборку. Приглашенная же от Малика бригада надраивала прозрачную кожу Твари снаружи до полной проницаемости, и поэтому Трын и Трава не нуждались в солнце. Ослиный ЧОП процветал, подрабатывая на пропусках к трибунам, устроенным вокруг омута. И каждый (за лишнюю горсть овса) мог наблюдать за жизнью бессмертных в своё удовольствие.

Согдиана оживала после столетней пропасти ожидания конца света. Климат стал мягче и благодатней. Река намыла плодородного ила. Занесённые с ним новые семена растений дружно и полно дали жизнь новым овощам и фруктам. Птицы и животные множились и тучнели…

Когда Циля объяснила Йошке какую очередную шутку над ними учудило время, сделав непредсказуемую петлю по скорости и подлости направления жизни, та, не поверив ей, по привычке послала подругу на кукуй. Однако, присела тут же и взяла её за руку, заговорив о своём:

– А я-то думаю, откуда у детей ракетки да мячи, вот оно что… Дети, пользуясь этой скоростью, собирают из пространства частицы и реально создают для себя то, что было в моей исторической памяти ещё с Антарктиды. Поэтому им, кроме себя, никто и не интересен. Им факт созидания в том виде, как мы его понимаем, смешон! Вот они только и делают, что смеются да матом ругаются. Для скорости понимания…

– Не вздумай вспомнить о спирте, думай только о сыре, я тебя очень прошу, – взмолилась Циля. – Не отвлекайся. Пока они ведут себя так, как ты и мечтала жить и вести себя в двадцать лет… И это прекрасно! Ну, до чего ж талантливые дети!.. Боги, а не дети!

– Они ничего не просят…– Йошка покачала головой осуждающе. – А выходит, им ничего и не надо…

Циля обняла подругу за плечи:

– Притормози. Мы тоже гнали по Гиперлупу мир спасать. Рай людям устроили. Те даже о смерти забыли. А это – главное… Так пусть дети твои о смерти не узнают никогда. Мечтай о хорошем…

– А как же динозавры?! И эти, одноклеточные?

– Дура! Не разрешай себе даже думать об этом!.. Вот принесла же меня нелёгкая… Если б я знала!

Донные Кишотки обнялись и заплакали чистыми детскими слезами.

***

Возвращение Хвама и Цилиной Целки через три года после поворота вод смешало весь порядок дел в Согдиане.

Их плот весенней лунной ночью прибило к понтону, и двоих бессмертных сняли с него чуть живыми. Они боялись смотреть на свет, пить воду, отказывались от еды, только надкусывали друг у друга вены и слизывали кровь языком. Поняв, что разлучать их нельзя, старые евнухи выделили им освободившуюся пещеру посуше да потемней, бросили соломы на подстилку, а вход привалили камнем.

Узнав о возвращении Цилиной Целки из утренних школьных сплетен, Йошкин Кот пытался повеситься в этот же день на недоуздке, но старая перевязь на кольце, вбитом в скалу перед школой, не выдержала его веса и порвалась. Навапа едва привела любимого в чувство, как он расплакался и попросил отпустить его в горы, где он нажрётся белладонны и сгинет ни за понюх, почем зря, на все четыре стороны. Навапа спутала ему передние ноги и поставила перед мордой ведро для слёз.

Уже готовых к побегу, фактически на пороге дома, это известие, услышанное ими из лифта от горничных, остановило Ишту и Малика. «Стой! – сказал Малик, больно сдавив плечо богине. – Значит, солнечные батареи ещё не оттаяли! И Хвам нашёл другой путь, раз вернулся… Но какой?!» Ишта только округлила глаза. Она не знала ответа. Побег был отложен на неопределенное время.

Утром дежурный евнух ввалился в сыроварню в грязной обуви и, после того как получил глиняным горшком по лбу, доложил:

– Палач и Предводительница прибыли!

– Хвам? Целка? Они живы?!

– Так они ж бессмертные, Богиня! – подсказал евнух, почёсывая шишку во лбу. – Чего им будет? Валяются себе в пещере, лижут друг друга…

Йошка едва сдержала эмоции, чтобы это не откликнулось на поведении детей. Передала работу по сливу сыворотки дежурной согдийке. Вытерла руки о фартук. А вслух – запретила пускать в пещеру всех, кроме себя.

Евнухи у входа так торопились, испуганные решительным видом приближающейся Йошки, что сдвинули камень в пещеру не совсем удачно. Камень не оперся о скалу, а сделал странный выверт на своей оси и укатился по тропинке в пропасть, прихватив за собой опоздавшего в караул молодого евнуха, который от страха даже не закричал, а лишь присвистнул от неожиданности. Погибшего сотоварищи даже взглядом не проводили. Все ждали отчета об экспедиции.

По дороге Йошка с облегчением узнала, что прибывшим таки поставили два ведра со свежей кровью из нового детского сада, и прошло уже не мало времени, чтобы они пришли в себя.

Войдя, она смело огляделась в полутьме. В углу пещеры зло блеснули узкие глаза Хвама.

– Ты слышишь меня, палач? – громко спросила Йошка. – Зачем ты вернулся без Тварей? Совсем страх потерял?

– Ты права, – откликнулся слабый голос, в котором едва можно было узнать интонации прежнего Хвама. – Меня измучили так, что я проклял своё бессмертие. Я устал от боли и безнадежности, я хочу умереть. И вернулся, чтобы ты помогла мне.

– Если ты не расскажешь, что там случилось, я не смогу тебе помочь… Но учти: твой рассказ сразу услышат и мои дети. Будь осторожнее. Они могущественнее меня.

– Хуже не будет, – сказал Хвам. – Слушайте…

И он рассказал о том, сколько вниз по течению они преодолели порогов и водопадов, сколько поворотов под отвесными скалами, подводных камней и мелей прошли, и как всё расширялась река и берега удалялись друг от друга, а леса по берегам превращались в непроходимые чащи. И когда, наконец, оба берега были потеряны, они встретили посреди реки целый остров, сложенный из знакомых Тварей в знакомом согдийцам порядке. Обрадовавшись несказанно, они тут же принялись за работу по перекладке гигантского «пазла», чтобы приблизиться его краем к нужному берегу для транспортировки, и уже увидели