– Так бросил бы. Нормальный же парень, уволился бы.

– Не могу. Армия. А знаешь? Ирония в том, что если отменят призыв, то рухнет не армия, а все остальные силовые ведомства. Посмотри, на ком все держится? Кто там служит? Либо такие, как я, или пенсионеры, или отморозки, которых больше нигде не возьмут. Остальное блатное бабье, сидят тихонечко на окладах, пенсию и стаж зарабатывают. Даже в тюрьмах женские смены. Чем они там занимаются, никто не знает, правда. Фишка в том, что даже если отменят призыв и сделают так называемую профессиональную армию, это ничего не изменит. Боеспособности в ней не прибавится. Призывники – это только лишь «пушечное мясо» и дармовая рабочая сила – товар, а вот офицеров призывников нет и никогда не было. Необходимо менять условия службы, может на крайний случай сделать систему военных сборов. Если бы не ядреные ракеты, нас бы давно уже завоевали, а так завоевывают и уничтожают замаскированно. Если бы я знал, что я отслужу нормально, не потеряю года своей жизни и буду служить своему народу, а не тупому и блатному генералу или полковнику, разве бы я не пошел служить? Как говорил отец, сейчас любого генерала можно не сомневаясь ставить к стенке, потому что есть за что. Хоть я…, итак служу.

– А что, так в армию не хочешь?

– После окончания института мне около трех лет осталось до конца призывного возраста. Я посчитал глупым идти на два года в «зону» добровольно. Я сравнивал правила внутреннего распорядка и нормы довольствия в тюрьме и казарме. Может это странно, но в них нет особой разницы. Я отношусь к той категории людей, которые предпочитают десять лет прожить в нищете, но с пользой для себя и своего Отечества, чем хоть год в рабстве. Да, еще когда я в тюрьме служил, мне ребята сказали, что армия – это хорошая школа, но постигать ее нужно заочно. Ребята сказали, что я все правильно сделал. Кроме того, то, что некоторые понимают только через мордобой, унижения, бесконечные отжимания и чистку сортиров, я осознал сам, без этого. А сортиры чистить и дрочить в койке я даже во благо Отечества не соглашусь. По этой причине, кстати, во всех армиях мира этим занимается вольнонаемный персонал. В смысле, драят сортиры. Да, я думаю, что, наверное, был бы не против годик отслужить в армии восьмидесятых годов. – Саша помолчал и добавил: – Учитывая, что мы жили в гарнизоне, то я еще в школе насмотрелся на то, как служат. И просто есть у меня свои причины, армию я ненавижу, как и погоны вообще.

– Как же ты в них оказался?

– Судьба. От нее никуда не денешься. Порой я себя спрашиваю, а зачем? Зачем она меня впихнула в погоны?

В кабине ненадолго повисла тишина, затем Сергей сказал, пытаясь выразить свое мнение, и Саше вдруг стало легче, что Сергей с ним согласен:

– Тут ты прав. Я сам отслужил давно, тоже водителем. Дедовщина и тогда была, но это была абсолютно другая страна и армия. То, что сейчас в ней происходит!.. Я своего ребенка никогда туда не отдам.

– У тебя есть дети? – спросил Асов, зная, что на такой вопрос обычно незнакомому человеку не ответят. Он хотел понять, готов ли Сергей быть искренним с ним.

– Да, – просто и с теплотой ответил Сергей. – Сын, пять лет. А ты женат?

– Нет.

– А что так?

– Времени нет. Даже чтобы выспаться. Вот уволюсь, может быть. Да и не могу я так. Заниматься межполовыми сделками, а потом ребенок растет не в любви. Если нет чувства – значит, Бог положил сдохнуть тебе в одиночестве.

– Нет, ты не прав, – задумчиво ответил Сергей. – Женись ради ребенка и живи только для него, как я.

Асов посмотрел на Сергея: еще никто не отвечал на подобные высказывания Асова таким осмысленным ответом. В этом решении был смысл, но Саша уже думал над подобным вариантом, давно. Несмотря на то что он мог обидеть Сергея, все же ответил, прямо и честно, так, как думал:

– Нет. Так нельзя. Мои родители не любили друг друга, оставались вместе только ради меня. И что? Я хоть и не понимал этого сперва, но чувствовал. Всякое было в нашей семейной жизни, и до рукоприкладства доходило. Тем более в голодающем и замерзающем гарнизоне, – Асов вспомнил, что в один из припадков озлобленности отец сломал ему нос, но сейчас он отогнал эту мысль и решил вообще забыть о ней. Как и большинство детей, он простил своим родителям все, лишь бы они только были рядом. – Вот и я никак не мог себе объяснить, почему же я так часто убегал из дома. Просто чувствовал, что что-то не так, и убегал из дома, когда был ребенком, по-настоящему убегал, а меня ловили. Не хочу, чтобы мой ребенок так мучился. Кроме того, любая семья может разбиться о быт. Любовь иногда может не помочь в таком случае. Я себя-то сам еле-еле содержу, а семью не смогу. Как сейчас найти себе пару, вообще не представляю. Девки сейчас как думают? Они же не любят, они выбирают. Вот что бесит, выбирают. У меня сослуживец был, так он с одной девчонкой сошелся, как-то она напилась и призналась, что она выбирала между мной и им. А это всегда видно, когда девчонка к тебе приглядывается. Так вот, она сказала, как бы в шутку, что у того был мобильный телефон и машина, а по тем времена мобильник вообще был роскошью. А у меня такого не было, естественно. Так что никаких шансов. Приличная такая девушка была внешне. Да и вообще, они какие-то туповатые стали, ленивые, хотя и красивые. Если только не жарятся в соляриях, отчего кажется, что это шахтер. И кто сказал, что это модно? – ехидно вставил Саша. – Тем более не переношу, когда человек ни к чему не стремится. А уж если умные, то такие… – он помолчал, подбирая слово, – корыстные, что клейма ставить негде, прагматичные. Хотя может быть, в том, что я так думаю, виновата моя работа. Я же нормальных людей не вижу. Однако я предпочитаю верить тому, что сам знаю, а не тому, что мне рассказывают другие, либо что написано в дешевых бульварных романах. А видел я в людях больше плохого, всю их подноготную. Возможно, это кара, я всегда чувствую фальшь, обмануть меня сложно, и то один человек может сделать это только раз. Справедливости ради должен отметить, что по большому счету мир все-таки не без добрых людей.

В кабине надолго повисла тишина. Каждый думал о своем, и оба они понимали, что оба правы. Один в своем решении жить ради ребенка, другой в мечте о нормальной семье.

Наконец Сергей свернул под указателем заправки с трассы. Асов быстро выкинул окурок в окно. Вдали проселочной дороги замаячил свет. Радио так и не настроилось, и Сергей выключил его. Проехав по запорошенной снегом дороге, машина выехала на площадку с двумя рядами заправочных колонок, которые были сверху прикрыты металлическим навесом. На заправке автомобилей не было. Почти у самого въезда, там, где дорога расширялась и переходила в асфальтированную площадку, стояла бетонная будка, больше похожая на летний однокомнатный домик. В окне горел свет. Вся площадка ярко освещалась двумя высокими уличными фонарями, висящими над заправочными колонками. Поэтому, несмотря на то, что свет, отражаясь от заснеженного покрытия площадки, немного слепил, под самим козырьком, около колонок, было темно.

Сергей поставил машину между рядами колонок и, не заглушая двигатель, вышел на улицу. Асов тоже вышел за ним. Они стали ждать заправщика. Ночью заметно понизилась температура. Асов почувствовал, как замерзли кончики его ушей. Странно и спокойно было стоять в полнейшей тишине, вдыхая морозный воздух, в который неестественно примешивался запах газа.