Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дав согласие, мать с трудом расставалась с привычными вещами. Особенно раздражал Гусева старый КОМОД:
«Зря я сразу не догадался сжечь или выбросить его на помойку. А теперь ей подавай этот раритет, как напоминание о первых счастливых днях с отцом, купившим комод сразу после свадьбы. Ну, нет! На всякое чудачество деньги тратить ни к чему».
Неприятные размышления прервало появление дежурного Митрофанова, сообщившего:
— В поликлинике женщина умерла. Скоропостижно. Сидела, ждала приема у врача и скончалась прямо возле кабинета. Труп отправлять в морг надо. Так что выйди на место и составь протокол.
Гусев нехотя отправился выполнять неприятное поручение.
Женщина лежала не в коридоре, где, по свидетельству очевидцев, умерла, а в кабинете врача за белой ширмой. Ее полное тело покоилось на высоком жестком топчане, обитом черным дерматином. Дело было ясно. Но на трупе были дорогостоящие ювелирные изделия: золотое кольцо с довольно крупным камнем и усыпанные мелкими бриллиантами сережки. Необходимо было принять меры к их сохранности. И зафиксировав отсутствие признаков внешних повреждений, Гусев в присутствии понятных отразил в протоколе изъятия ценностей и сумочки, которой лежали деньги и паспорт.
Кольцо снялось сразу почти без усилий, а с серьгами пришлось повозиться: они были на винтиках, плотно впившихся в ушные мочки, и, с трудом преодолевая естественное в таких случаях отвращение, Гусев открутил скользкие металлические кружочки, буквально выворачивая их из мягкого человеческого тела. Затем зашел в регистратуру и с лечебной карточки списал номер домашнего телефона.
Вернувшись в кабинет, Гусев первым делом надежно спрятал сумку с драгоценным содержимым в сейф, а затем набрал нужный номер. К телефону подошел сын умершей, и Гусев, затрудняясь впрямую говорить о смерти близкого человека, с осторожностью сообщил, что его вызвали в поликлинику, где женщине стало плохо. Но эта предосторожность оказалась излишней. Голос на том конце провода был деловит и спокоен:
— Если она умерла, скажите прямо, я должен знать, как реально обстоят дела. И не бойтесь, мы с сестрой давно знаем приговор врачей ее состоянию и уже свыклись с мыслью о скором летальном исходе.
Гусева неприятно поразило будничное спокойствие осиротевшего сына. А тот немедленно перешел к деловой части переговоров:
— Где она сейчас находится?
— Пока в поликлинике. Но уже вызвали карету, чтобы забрать тело. Но если вы поспешите, то застанете ее еще там.
— А украшения и деньги при ней? Ведь эти медики все украсть могут.
— Не волнуйтесь, все ценности, бывшие при ней, находятся у меня в сейфе.
— Я сейчас же буду у вас, в каком вы находитесь кабинете?
И хотя Гусеву хотелось быстрее отделаться от ответственного хранения дорогостоящих украшений, он испытывал неловкость от нескрываемого желания молодого человека скорее завладеть украшениями женщины.
Ждать пришлось недолго. В кабинет, чуть запыхавшись, вошел молодой человек и поспешно протянул паспорт. Для проформы Гусев полистал документ и передал наследнику драгоценности. Пока тот дважды пересчитывал деньги и тщательно проверял дорогие украшения, Гусев чувствовал себя подозреваемым в попытке совершения бесчестной махинации. Наконец, неприятная процедура была закончена, и он с облегчением положил в сейф написанную ровным почерком расписку законного владельца. Затее сочувственно предложил:
— Вы еще можете успеть застать ее тело в поликлинике.
— А зачем? Мне же сообщат, куда ее увезут. У меня и так мало времени: похороны, знаете ли, очень хлопотное дело.
Гусев сдержался и промолчал. Дверь за посетителем захлопнулась с глухим стуком. Сыщик с неприязнью подумал:
«Этот мой ровесник равнодушно воспринял смерть близкого человека. Его интересует лишь наследство. Наверняка, задолго до кончины матери, его уже не волновали её беды и заботы».
Внезапно Гусев почувствовал острый укол совести за нежелание перевозить дорогой для матери предмет мебели. И Гусев поспешил к расположенному на соседней улице мебельному магазину. Там всегда можно было договориться о перевозке старого комода матери на новую квартиру.
В последние дни мать почти не вставала с кровати, и Николай терпеливо выполнял капризы больного человека. Всё чаще она просила навестить свою давнюю подругу:
— Слушай, Коля, мы с Антониной дружили с детства. Потом в один год сыграли свадьбы и родили детей. Только ты у меня вырос хорошим сыном, а Борька свою мать по настоянию молодой жены в богадельню сдал. А, ведь, как она его всю жизнь лелеяла! Её теперь никто не навещает. И телефон Антонины в последнее время не отвечает. Не знаю, что и думать. Съезди к ней и выясни, как она там.
— Некогда мне, мама. Новый шеф пришёл. С работы не отпроситься. К тебе-то с трудом выбираюсь. А в выходные дни с детьми по паркам и игротекам хожу.
— Но Антонина осталась единственной живой из моих подруг. От сострадания к ней сердце от боли сжимается. Пропадает она там от одиночества.
— Так, она тебя хочет видеть. Мой визит ей параллельно, как твои внуки говорят.
— Она знает, что я больна. А то, что вместо себя сына прислала, докажет, что я в отличие от других, о ней не забыла. Отвезёшь ей апельсины и печенье от меня. Я тебе деньги дам.
— Бросьте, мама, ерунду говорить. Неужели, я тёте Тоне сам фруктов не куплю?
— Вот и хорошо! Не хочу уходить из жизни с тяжестью на душе. Съезди к Антонине в ближайшую субботу. А я попрошу твою жену с детьми у меня пару часиков погостить, а то давно их не видела.
Николай хотел возразить, но взглянув на бледное худое лицо матери, нехотя согласился.
В этот день Николай, купив фрукты и сладости, поехал навестить тётю Тоню. Выйдя из метро, он натолкнулся на торговок цветами. После тяжёлых сомнений Николай всё же решился на лишний расход и купил дорогой букет, обвязанный оранжевой лентой. Он помнил тётю Тоню с детства, и ему захотелось доставить радость человеку, которого знал в далёкие дни, когда всё вокруг обещало только веселье и удовольствия.
По мере приближения к дому, где содержатся больные старики, Николай испытывал неприятное ожидание от встречи с тягостной обстановкой запустения внутри обветшалого здания с давно некрашеными стенами. И был приятно удивлён, подойдя к новому, сияющему окнами трёхэтажному зданию, окружённому лиственным парком. У подъезда сидели, греясь на солнце, несколько пожилых женщин. Одна из них при появлении Николая восторженно воскликнула:
— Какой прекрасный букет! У нас в саду точно такие же бутоны росли.
И Николай, не раздумывая, выдернул из букета красивую лилию и вручил зардевшейся от приятного удивления женщине. И тут же вспомнив, что число цветов в букете должно быть нечётным, отделил ещё одну лилию и преподнёс другой стоящей рядом старушке.