Его взгляд снова остановился на Слюсаренко. Он его не знал, но чувствовал, что в этом человеке его сегодняшнее спасение.

— Молодой человек, — перешел в наступление Парамонов, — мы не знакомы?

— Это бывший сослуживец, — ответил за Слюсаренко Белов. — Сегодня он владеет кафе на Светлановской, возле Дома офицеров. У него имеется просьба.

«Депутат в форме» вопросительно посмотрел на Коркина, как бы спрашивая у того разрешения на выполнение своих депутатских обязанностей. Коркин, напустив на себя суровость, нехотя кивнул в знак согласия.

— Нужен депутатский запрос на имя мэра города о продлении аренды на производственное помещение под кафе, — выдохнул Слюсаренко.

— Обязательно поможем, и без запроса, — как утопающий за соломинку, схватился за брошенный ему спасательный круг Парамонов. Он тут же набрал номер телефона и просьбу Слюсаренко переадресовал, по-видимому, городскому главе. Затем, довольный проделанной работой, откинулся на кресле и с улыбкой произнес: — Господа, задание выполнено! Решение о продлении аренды подпишут уже сегодня.

Но радостная улыбка пробежала по лицам только двух человек, а Белов и Коркин лишь пригнули головы, как будто уворачиваясь от летящего булыжника. Таким камнем служило для них слово «господин».

За шесть лет службы в Приморье Алексей сходил на своем корабле в два длительных похода общим временем в год и один месяц. В царском флоте, правда, пребывание офицера в море измерялось милями наплаванности. За каждую сотню миль он получал ощутимую прибавку к жалованью. В советском флоте по старой морской традиции выдавалась выписка из вахтенного журнала о «милях», так называли этот скупой на слова листок с количеством пройденного расстояния кораблем за время похода. Его даже не подшивали в личное дело офицера, а не то что добавляли денежное довольствие.

Но служба на боевом корабле, участие в длительных походах для капитан-лейтенанта Коркина послужили хорошей школой. Ему предложили поступить на очное отделение Военно-политической академии имени В. И. Ленина. Академия давала высшее военное образование и гарантировала служебный рост. Поступить в академию было заветным желанием каждого молодого офицера-политработника. Алексей еще с января начал собирать необходимые для поступления документы и проходить медицинскую комиссию. Но главной задачей было продержаться без происшествий на корабле. Любое ЧП на уровне флота однозначно заканчивалось исключением из списка на поступление, а то и понижением в должности. И в этот раз его выручил случай, который избавил от сидения на пороховой бочке, как называли всякий корабль. Порохом являлся любимый личный состав. Алексей не понаслышке знал, что от моряков можно ожидать что угодно и когда угодно. В этом случае не работала никакая теория системности и правового просвещения. Не моряк проштрафится, так техника на учениях что-нибудь выкинет. Случайности и чертовщина всегда преследуют флот. Суеверие моряков во все времена не знало предела. Так, корабли никогда не называли женскими именами, не брали женщин на борт, не выходили в море тринадцатого числа.

Как лучший корабль бригады его подставили под проверку московской комиссии. Инспектор политуправления Военно-морского флота полдня провел на корабле в беседах с моряками и офицерами. Проверяли выполнение приказа министра обороны по предотвращению неуставных отношений. Итоги подводили в кают-компании.

За спиной докладчика висел большой плакат-схема с графиками случаев неуставных отношений военнослужащих, расчерченными по годам. График впечатлял, за четыре года такие преступления сократились в несколько раз.

— Практику по предупреждению случаев неуставных отношений следует взять на вооружение командованию других частей и кораблей флота, — сразу же заявил представитель политуправления ВМФ. — Командование корабля добилось заметных успехов. За три года ни одного преступления, нет и судимостей среди экипажа. Особо отмечаю меры предупредительного воздействия на нарушителей воинской дисциплины. Все, с кем беседовал, знают требование приказов и директив, меру уголовной и административной ответственности за нарушения Устава. Порадовала и наглядная агитация. Особенно уголки правовых знаний. Кратко, доходчиво и наглядно. Хотя порой приходится сталкиваться с формализмом при выполнении требований ЦК партии и директивных документов. Совсем недавно в соседней бригаде замполит корабля с упоением рассказывал, как он борется с неуставными взаимоотношениями. Вывесил, понимаешь, на всеобщее обозрение плакат с силуэтом человека под названием «Смертельные точки». И обозначил эти точки на рисунке. Смотрите, мол, куда нельзя бить, а то можно покалечить человека. Вот к чему приводят перегибы в правовой и политической работе.

Посмотрев на Коркина, проверяющий заключил:

— А вам, замполит, пора перебираться в Главный штаб, в Москву. Нам нужны профессионалы-практики, способные успешно проводить в жизнь политику партии и приказы министра обороны.

Все подумали, что таким образом проверяющий пошутил. Но через месяц Коркина вызвали в политуправление Тихоокеанского флота. Здесь Алексей встретился со своим первым кадровиком, Иваном Ивановичем.

Тот узнал его и приветливо, как старого товарища, слегка похлопал по плечу и усадил на диван.

— Что я говорил, встретились. Пережил ты паросиловой сторожевик. За это тебе и награда — проект приказа о назначении инструктором по комсомолу в политуправление Военно-морского флота. В Москву поедешь и далеко пойдешь, если не остановят, — не сдерживая улыбки, напутствовал Иван Иванович.

Жена не очень-то и обрадовалась известию о переводе в столицу. Все же уезжать с малой родины, где родители, друзья и знакомые, ей не хотелось. Но, проплакав весь вечер, начала собирать вещи. Жизнь военного — на чемоданах. Только строка военной присяги «стойко переносить все тяготы и лишения военной службы» касается военнослужащего, а выполняется по умолчанию всеми членами его семьи.

Москва встретила молодую семью неприветливо. В Банном переулке, где давно обосновалось городское бюро по сдаче и съему жилья, через посредника нашли квартиру, заплатив ему полторы капитанские зарплаты. Сдача квартиры для советского москвича с давних времен являлась особым и выгодным бизнесом. Официально он был запрещен властями как один из видов предпринимательской деятельности. Хотя существовало государственное бюро обмена и продажи квартир. Но выбор был настолько мал, а каждое оформление сопровождалось такими огромными, в месяцы, очередями, что люди искали обходные и более удобные пути решения своих проблем. Поэтому и сложился стихийно в Банном переулке полуподпольный рынок услуг по обмену, продаже и съему квартир. Будущие риелторы уже тогда неплохо зарабатывали на посредничестве, связывая напрямую покупателя и продавца. При этом они получали до десяти процентов от сделки. А государственное бюро без всяких очередей принимало и оформляло от уличных риелторов необходимые документы.

Нуждающиеся, особенно покупатели услуг, каждый вторник с семи до десяти часов утра собирались на этом небольшом пятачке старинной московской улицы. Другого, официального пути просто не было. Такие «черные рынки» жилья существовали тогда во всех крупных городах страны. Алексею был хорошо знаком механизм действия такого рода «магазинов» по продаже практически любой продукции. Во Владивостоке и Находке он иногда захаживал на рынки японских вещей и импортной радиоаппаратуры. Одни люди хотели заработать на привезенном из рейса «дефиците», другие — приобрести необходимый товар или услуги. Нишу человеческих потребностей, игнорируемых государством, тут же занимал наш предприимчивый народ. Знали об этом все. Милиция и власти с пониманием относились к народной инициативе. И не вмешивались, разве что проводили профилактические облавы на «менял».