Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какая красивая – Вэл погладила полу стершееся изображение наразбитом надгробии. – Видимо, кто-то поначалу ухаживал за могилой. – Красивая и несчастная. Что мне делать, Психея К.? Бежать? Куда? К нему?
* * *
– Мальчик, Данко! Просыпайся. Ты в безопасности. Ал, принеси-ка воды.
– Ба, а думаешь, маме понравится, что незнакомый студент, которого разыскивают ограничители, лежит в нашем блоке?
– Уверена, не понравится. Мария скоро придет, и надо что-то делать.
– А по мне круто! Мы с тобой, как шпионы-укрыватели! – глаза Альберта светились от восторга. Он впервые видел поверженного героя. Тот был похож на рыцаря из английской книжки, которую они с Ба контрабандой пронесли в блок. Ма, разумеется, изъяла бы «эту вредную чушь». Вот она! «Айвенго».
– Да уж, точнее не скажешь. Только это не приключенческий роман. Укрыватели. Преступники. Ты принес воды?
– Ага!
Данко застонал и открыл глаза, сквозь мутную пелену вырисовывался незнакомый силуэт. Черноволосый кудрявый мальчик. Взгляд опустился на ладонь, протягивающую стакан воды. Данко протянул свою, взял стакан и стал жадно пить. Закашлялся, расплескав воду на рубашку.
Альберт рассмеялся.
– Ал, прекрати, у нашего гостя был ужасный день.
– Простите, мне очень неловко, но не могли бы Вы сказать, где я, и кто вы?
Анна опешила.
– И кто я… – Данко вытер вспотевший лоб.
Альберт решил, что настал его черед помочь герою, попавшему в трудное положение. Он оперся ногой о ножку кровати, открыл книгу и на манер герольда провозгласил: – Ты доблестный рыцарь Айвенго, не пощадивший себя ради спасения своего друга и господина Ричарда Львиное сердце! Ты храбрый воин, Айвего! – Анна, наконец, пришла в себя.
– Альберт, ну-ка прекрати! Не время шутить.
Данко недоверчиво разглядывал странную парочку – пожилую и благородно красивую женщину с теплой улыбкой и кудрявого подростка, судя по всему, ее внука.
– Хотел бы я тебе верить парень, только вот Айвенго сгинул не одну сотню лет назад вместе с Ричардом и монахом, и Робином Гудом.
– Так-то оно и есть, но я верю, сэр, что это не имеет никакого значения.
– Знаешь, я понятия не имею почему, но тоже верю. Мы друзья? – вопрос Данко адресовал Анне.
– Ты можешь считать нас своими друзьями, Данко.
– Данко? Что за имя такое? Это же как надо любить Горького…
– Но это твоя имя, милый, как ты можешь помнить содержания книг и их авторов, но не знать, как тебя зовут? Конечно, все, что произошло сегодня в академии ужасно. Как ты себя чувствуешь?
– Скверно… Мало того, меня зовут именем какого-то незнакомого типа, так еще и академия… Где это?
– Ба, да у него провалы!
– Альберт, какие еще провалы?
– Так памяти. Помнишь Давида, его семья уехала из блока в прошлом году, так вот, у его тети тоже они были.
– Еще и тетя Давида… Но похоже парень прав.
– Бедный мальчик, тебе нужно в медицинский департамент, хотя нет, нельзя. Мне страшно признаться, но тебе никуда нельзя. И еще у нас только час, чтобы тебе все рассказать. Вернется моя дочь…
– Не продолжайте, я понимаю, вы вдвоем, судя по всему, итак, добры ко мне больше, чем позволяют приличия. Я сейчас встану и пойду.
– Подожди. Ал, принеси нам всем чай и что-нибудь перекусить, а я пока все объясню.
Ал кивнул и побежал в кухонный отсек. По пути его догнал голос Данко – Был бы я Айвенго, точно взял бы тебя в оруженосцы, дружище! – Альберт счастливо улыбнулся. Он не мог знать, что еще очень долго не увидит так неожиданно обретенного первого старшего друга, впрочем, в альбертовом «world of words» слово never никогда не встречалось.
* * *
– Профессор Герман Гесин! Хотя уже не так. Мы лишили вас ученого звания. Итак, господин Герман Гесин, серьезность обвинений в ваш адрес вынуждает меня быть более настойчивым. Я снова повторяю, где может быть Данко К.?
– Ограничитель был ужасно раздражен. Официально, у него не было причин для преследования студента, пусть его социальная позиция и оставляла желать лучшего.
– Ваше молчание выглядит довольно глупо, поэтому еще раз повторяю вопрос: где может находиться сейчас Данко К.?
– Знаете, господин ограничитель, а вы звучите довольно глупо, поскольку я все уже рассказал вашим прислужникам, но если вы настаивайте, могу еще раз провозгласить это специально для вас: Я понятия не имею, где находится Данко К., который, кстати, даже не является больше моим студентом, так как я не являюсь профессором, поэтому нет никаких причин, чтобы я обладал такой информацией.
– А что это за выходка с тетей? Вы ее подстроили?
– Помилуйте, господин ограничитель. Как бы Вы того ни хотели, не все можно подстроить. Я не имел чести изучать личное дело Данко, но почему бы и нет? Может же у человека быть тетя? У Вас она есть, а господин ограничитель? – Герман ухмыльнулся в седую бородку, вспоминая спектакль Анны, он и она знали, что внешнеполитический департамент не рискнет связываться с международной тетушкой и не станет слишком усердствовать в поисках Данко.
– Хорошо, профессор, ой, простите, бывший профессор, задам другой вопрос, в лоб, так сказать, раз вы не хотите сотрудничать с законной властью.
– Я весь внимание, господин ограничитель!
– Проводили ли Вы с Данко К. какие-либо литературные эксперименты? – Гесин рассмеялся.
– Простите, господин ограничитель, я не понимаю, о чем вы, если речь идет о греческой поэзии, древних стихотворных размерах, то да, проводил, поскольку талантливым студентам необходимы подобные задания, но, к сожалению, не всякий студент талантлив. Хотя, возможно, у кого-то из них блестящее воображение, которое я не сумел разглядеть и отметить должным образом. Если так, то сожалею.
– Вы намекаете на моего племянника Марка? Его поведение тоже вызывает у меня вопросы. Нам еще предстоит его обсудить. Что до Вас, это не последняя наша беседа. А пока бывший профессор Гесин, вы пройдете обследование – медицинское и психологическое.
– С каких пор вольнодумца принимают за серийного убийцу?
– А ваши действия, господин бывший профессор, не чем не лучше. Вы смутили своими вредными идеями молодых людей, которых должны были воспитывать для последующей службы Социуму. Я лично ознакомлюсь с вашим обвинительным листом и приму участие в рассмотрении Вашего дела.
– Какая честь, а будет и рассмотрение?
– Не сомневайтесь.
– Едва ли человек без души способен что-то рассмотреть.